Тибет и Далай-лама. Мертвый город Хара-Хото - Петр Козлов Страница 42

Вот, наконец, показался и сам город Хара-Хото, расположенный на низкой террасе из грубозернистых твердых хан-хайских песчаников; над северо-западным углом крепости возвышался главный птицеобразный субурган из ряда меньших, соседних, устроенных также на стене и рядом со стеною вне крепости. По мере приближения к городу черепков посуды стало попадаться больше, вид на город заслонился высокими песчаными буграми; но вот мы поднялись на террасу, и нашим глазам представился Хара-Хото во всей внешней прелести.

Наблюдателя, едущего с западной стороны Хара-Хото, занимает небольшая постройка с широким куполообразным верхом, расположенная в некотором отдалении от юго-западного угла крепости, напоминающая собою нечто вроде мусульманского молитвенного здания – мечети. Еще несколько минут – и мы вошли вовнутрь мертвого города, в западные его ворота, устроенные по диагонали с другими последними воротами в восточной стене города. Здесь мы встретили квадратный пустырь – сторона квадрата равняется одной трети версты, – пересеченный высокими и низкими, широкими и узкими развалинами построек, поднимающихся над массою всевозможного мусора, включая сюда и возвышение с черепками глиняной посуды. Там и сям стояли субурганы; не менее резко выделялись и основания храмов, сложенные из тяжелого, прочнообожженного кирпича. Невольно мы прониклись чувством предстоявшего интереса, чем будем вознаграждены в счастьи и трудах своих по отношению к наблюдениям и раскопкам всего того, что теперь нас окружало.

Наш лагерь приютился в середине крепости подле развалин большого двухэтажного глинобитного здания, к которому с южной стороны примыкал храм, разрушенный также до основания. Не прошло и часа времени с прихода экспедиции, как внутренность мертвой крепости ожила: в одной стороне копали, в другой измеряли и чертили, в третьей и четвертой сновали по поверхности развалин. На бивак прибежала пустынная птичка – сойка (Podoces hendersoni) и, усевшись на ветку саксаула, громко затрещала; ей нежно откликнулся хороший певец пустыни – чеккан-отшельник; где-то прозвучал голос песчанки. И здесь, на этих мертвых развалинах, несмотря на безводие, нет абсолютного отсутствия жизни. Вследствие того же безводия мы должны были привезти с собою все наши сосуды, наполненные водою, причем этот питьевой продукт нужно было беречь в целях пребывания на развалинах возможно долгий срок. В интересных занятиях время бежало быстро, неуловимо. Полуясный, серенький и обыкновенно ветреный день скоро сменялся тихою ясною ночью, налагавшею на развалины суровый, мрачный отпечаток. Усталые, мы также скоро засыпали; немногие из нас с вечера, впрочем, еще развлекались неприятным голосом сыча, зловеще кричавшего с вершины главного субургана.

Абсолютная высота Хара-Хото определилась в 2854 фута [870 м], географические же координаты: широта 41°45' 43˝, долгота от Гринвича 101°5' 14,85˝.

Высота глинобитных стен крепости Хара-Хото – см. план – три-четыре сажени при толщине у основания две-три сажени и около одной-полутора сажен у вершины. Следы бойниц заметны в немногих местах. При ведении раскопок кое-где в стенах обнаружены и следы заплат или вставок. В северной стене проделана брешь, размером согласованная с ростом и более или менее свободным движением кавалериста-воина.

Вся внутренняя часть крепости была разбита на правильные кварталы и проходы; так называемая Торговая или Главная улица и прилежащие к ней второстепенные составляли ряды мелких глинобитных домишек, прикрытых в основе сплошной твердой коркой; больших зажиточных домов вообще мало. Стоило, бывало, только копнуть какой-нибудь закругленный холм, под которым угадывался дом, как под сухой землей тотчас обнаруживалась солома, циновки, деревянные устои и проч., свидетельствовавшие о том, что крыша давно обрушилась внутрь жилища. Многие кумирни и другие помещения были разрушены до основания и имели вид плоских, закругленных возвышенностей, увенчанных песком, гравием и массою больших и малых одно– и многоцветных глиняных и фарфоровых черепков посуды, вперемешку с кусочками чугунных и железных изделий; медных обломков было очень мало, еще реже попадались серебряные.

Фундамент кумирен был обыкновенно прочно, красиво выложен квадратным или полуквадратным обожженным кирпичом [81] – образцы находятся в коллекции: полуквадратный – в восемнадцать фунтов [7 кг] весом, квадратный – в тридцать шесть [14,5 кг] [последний не взят]; стены кумирен – сырцовые из более легкого по весу и прочности и меньшего по размерам кирпича, поставленного вертикально или положенного горизонтально; крыши – из выпуклой черепицы с фигурной китайской оторочкой по основанию и краям. Фанзы – лавки – обогатили экспедицию черепками фарфора [из которого впоследствии этнографический отдел Русского музея искусно собрал чашки и вазы], разнообразными предметами обихода, торговли; тут же чаще попадались монеты-чохи, ассигнации, а изредка и предметы культа.

Некоторые из развалин, как, например, развалины № 1 – см. план – или таковые, сосредоточенные в юго-восточном углу крепости, где, по всей вероятности, помещался гарнизон, не в пример прочим высоко поднимались над землей. Сам начальник гарнизона помещался, надо полагать, у северо-западных субурганов, у угловых стен. Судя по развалинам, это помещение, вероятно, некогда выделялось величиной и техникой и в этом отношении скорее походило на кумиренные постройки. Здесь, в северо-западном углу крепости, пожалуй, было удобнее всего жить владыке Хара-Хото; отсюда был устроен ступенчатый вход на вершину стены, к субурганам, с которых открывался широкий горизонт на прилежащие окрестности.

Все наши исследования, все наши раскопки в Хара-Хото велись с особенной тщательностью, с особой любовью. Каждый новый предмет, найденный в недрах земли или на ее поверхности, вызывал всеобщую радость. Я никогда не забуду того чувства восхищения, которое наполнило мою душу, когда после нескольких ударов и гребков лопатою на развалинах № 1 я обнаружил буддийский образок, писанный на полотне с размерами 0,081 × 0,067 м.

«Он изображает буддийского монаха, по-видимому, одного из индийских учителей, так как хронологически исключены тибетские учителя, из которых могли бы быть приняты в расчет только столь древние, как Ми-ла-рай-ба или учитель его Мар-ба Падмасамбхава. Конечно, может быть, мы имеем дело и с местным учителем. Несмотря на то что образ сильно стерся, контуры рисунка в общем вполне ясны и переданы на прилагаемом рисунке, снятом калькою Н. М. Березовским вполне точно. Точно так же можно определить почти без ошибки и все тона красок на оригинале, хотя он несомненно немного выцвел».

«В настоящем образке прежде всего бросается в глаза, что он по целому ряду подробностей чрезвычайно напоминает бенгальские буддийские миниатюры, прекрасные образцы которых есть уже для XI–XII веков. Та же закругленность форм, трактовка нимбов, цветочки, разбросанные на фоне» [82].