Древний Египет. Женщины-фараоны - Светлана Мышуста Страница 42

Психологический портрет Эхнатона обнаруживает удивительное сходство с таковым у другого, более знакомого нам повелителя, царя Ивана Грозного.

Оба правителя проявляют резко выраженную склонность к радикальным проявлениям религиозности и мистике, нетерпимы к любому ограничению своей власти. Они высокомерны, малодушны, нетерпеливы и самонадеянны.

Юность будущих монархов прошла под опекой круга лиц, вызывающих у них глухое чувство недовольства, Ивану не давали развернуться Сильвестр с Адашевым, а Эхнатону — отец, мать и жена. При первой же возможности цари освободились от опостылевших советников. Правда, в отличие от Грозного, жестоко расправившегося с бывшими опекунами, фараон не покарал Тэйе и Нефертити. Дамы своевременно поняли, откуда ветер дует, и благоразумно капитулировали.

И тот, и другой любили жен и детей, на какой-то своей, особенной любовью. Сердечным порывам Ивана Грозного и Эхнатона не хватает глубины, крепости и постоянства. Вспомним, как относился к Анастасии российский самодержец. Царица славилась кротостью и послушанием. Личное мнение не высказывала, сидела в тереме и воспитывала детей. После ее смерти ни одна из последующих жен не смогла стать вдовцу ее полноценной заменой. Для мужа, по его словам, она так и осталась недосягаемым идеалом. Но при всех своих замечательных душевных качествах Анастасии довольно скоро пришлось столкнуться с непредсказуемостью и неконтролируемостью взбалмошного супруга. Спустя всего семь месяцев после свадьбы царь снова увлекся травлей медведями и разнузданными оргиями. Иван пил по-черному и с головой ушел и разгул. Анастасия оказалась бессильна исправить дебошира. Уговоры и слезные просьбы прекратить вести себя непотребно отскакивали от него как от стенки горох Лишь страшный пожар в Москве, случившийся 11 апреля 1547 года, после которого от города остались одни головешки, отрезвил ее любимого Ванюшу. Царь молился день и ночь, бесчинства прекратились, установился порядок и покой. У царской четы подвались дети. Старший сын Дмитрий, к сожалению, утонул по вине няньки. Остался Иван, а затем родился Федор. Спустя три года после рождения последнего ребенка Анастасия от неизвестной хвори померла. Иван Грозный, как вспоминают современники, сильно переживал потерю дражайшей супруги, что, впрочем, не стало помехой для поиска новой дамы сердца. Каждая следующая избранница царя как ни старалась, не смогла добиться постоянства сердечной страсти со стороны государя. В лучшем случае он отправлял опостылевшую супругу в монастырь, в худшем ее ждала могила. Ивана, как мы помним, отец убил, случайно попав сыну посохом и висок. Федора считал слабоумным и не принимал всерьез. Каким было отношение Ивана к маленькому Дмитрию, родившемуся от его брака с Марией Нагой, сведений не сохранилось. Если принять к сведению, что царевич страдал приступами эпилепсии, то можно предположить, что царь вряд ли испытывал теплые чувства к бедняге. Как любому мужчине, Ивану претил больной наследник. Вероятно, в ущербности сына он со свойственным ему раздутым самомнением и высокомерием обвинил молодую жену. Ну, в самом деле, кто поверит в то, что появление эпилептика в царской семье произошло по вине государя российского? Только смерть Грозного избавила Марию от уготованной ей незавидной участи.

Нефертити в амарнский период вела себя подобно российской царице, поставив во главу угла те же добродетели: покорность, смирение и ведение домашнего хозяйства, а главное, продемонстрировала горячую приверженность Атону. Эхнатон был просто в восторге от нового образа супруги, и его обожание Нефертити стало нарастать, сделавшись поистине безмерным. Но разве у него была только одна жена? А как же Кэйе, которую впоследствии сам Эхнатон сделал своим соправителем с титулом фараона? Страсть к Нефертити не помешала любвеобильному супругу посещать многочисленных обитательниц гарема. благодаря чему на свет появились его наследники Сменхкара и Тутанхатон.

Мне могут возразить, что к наложницам царя заставила обратиться необходимость, никак иначе. Нефертити не смогла подарить ему наследника, вот Эхнатон и пустился во все тяжкие, не испытывая к подобному времяпрепровождению особого желания. Да, действительно, царица рожала одних дочерей. Ее старшая дочь Меритатон, впоследствии стала женой того самого Сменхкары. Если принять во внимание тот факт, что супруги были почти одногодками, то напрашивается вывод о том, что царь не стал дожидаться рождения шестой дочери для того, чтобы потом пойти налево. Эхнатон проявил свою неверность по отношению к Нефертити уже в первые годы их брака, не испытывая по этому поводу ни угрызений совести, ни стыда. Косвенным подтверждением данного предположения может служить отсутствие на памятниках Фив тех проявлений нежности и любви, которыми изобилуют изображения супружеской четы в новой столице Ахетатоне.

Военные баталии также не привлекали царей. Иван Грозный с большой неохотой пошел на Казанское ханство, обвиняя всех в заведомом предательстве и небрежении к его царственной особе. В письме к Курбскому царь прямо пишет, что противные бояре насильно тащили его в поход и подвергали всяческим опасностям. Впрочем, это не помешало ему уже через несколько страниц забыть о сказанном ранее и заявить, что он сам принуждал воевод идти на войну с Казанью, а они упрямились и отвратно исполняли его поручения. В последующем Иван сражался руками своих военачальников, и сам на поле боя или в непосредственной близости от военных действий больше не показывался.

Эхнатон предпочитал вообще не реагировать на мольбы о помощи правителя Библа Рибадди, старающегося предостеречь фараона от возможной потери города, на который положил глаз Азиру — сын князя маленького государства Амор, расположенного на верхнем Оронте. Опасен был не сам Азиру, а хеггский царь, стоящий за его спиной. Владыка Верхнего и Нижнего Египта пропустил мимо ушей и сообщения египетского наместника в Иерусалиме, который сообщал повелителю о появлении в этих областях опасных налетчиков пустыни — хабиру. Может, Эхнатон считал, что это провокации мелких князьков, которые стремятся столкнуть лбами таких могущественных соперников, как Египет и Хеггия? Или, как предполагают некоторые исследователи, сведения о войне в Сирии и Палестине не доходили до него из-за бюрократической волокиты, плохих средств связи или банального предательства со стороны придворных?

Вряд ли подобное было бы возможно, учитывая то обстоятельство, что в обязанности фараона на протяжении всего периода существования древнеегипетской цивилизации входило обеспечение нерушимости государственных границ и полный контроль над ситуацией, складывающейся как внутри египетских земель, так и в областях, им покоренных, Эхнатон не мог этого не знать, тем более что в свое время являлся соправителем отца. Аменхотеп III проявил себя тонким и гибким политиком. На протяжении своего мирного тридцатидевятилетнего правления ему удалось сохранить не только порядок в государстве, но и не потерять ни пяди из завоеванных его воинственными предшественниками земель. Однако Эхнатон, как уже говорилось ранее, исключительно по причине трусости, проигнорировал возложенные на него обязанности, обнаружив полное нежелание заниматься как дипломатическими ухищрениями, так и военными походами. Результат бездействия фараона оказался плачевен. Египет утратил власть над финикийскими городами, сирийскими и палестинскими землями, захваченными еще Тутмосом III, Аменхотепом II и Тутмосом IV.