Святая Кровь и Святой Грааль - Генри Линкольн Страница 43

Эта загадочная фраза в первый раз появляется на одном из предыдущих его живописных полотен. Надгробие, увенчанное черепом, не является простым надгробием, а вделано в скалу; на первом плане — водяное божество с бородой, задумчиво созерцающее землю: это бог Алфиоса, который, безусловно, вершит судьбу подземной реки… Это произведение датируется 1630-1635 годами, то есть приблизительно на пять — десять лет раньше знаменитой версии «Пастухов Аркадии».

Слова «И вот я в Аркадии» появляются в Истории между 1618 и 1623 годами вместе с картиной Джованни Франческо Гверчино, которая, возможно, вдохновила Пуссена в его творчестве. Два пастуха, выходящие из леса, подходят к поляне и надгробию, на котором очень отчетливо видна знаменитая надпись и большой череп, положенный на камень. Если не известно символическое значение этой картины, то известно, что Гверчино был очень сведущ в области эзотеризма; кажется даже, что ему был близок язык тайных обществ, ибо некоторые его произведения посвящены специфическим масонским темам. Напомним, что ложи начали быстро распространяться в Англии и в Шотландии на двадцать лет раньше, и такая картина, как «Воскресение Учителя», написанная почти за сто лет до того, как эта легенда вошла в масонскую традицию, явно относится к масонской легенде о Хираме Абиффе, архитекторе и строителе Храма Соломона.

Но вернемся к словам «И вот я в Аркадии». Согласно «документам Общины», они стали официальным девизом семьи Плантар, по крайней мере, с XII века (когда Жан де Плантар женился на Идуане де Жизор), и уже в 1210 году они были процитированы неким Робером, аббатом из Мон-Сен-Мишель.

Не имея доступа к архивам знаменитого аббатства, в настоящее время мы, к сожалению, не можем проверить это утверждение. Тем не менее, год 1210 кажется нам ошибкой. Во-первых, в 1210 году не существует аббата из Мон-Сен-Мишель по имени Робер; затем, если и существует некий Робер де Ториньи, аббат этих мест, то даты, касающиеся его деятельности, располагаются между 1154 и 1186 годами — время, когда он был замечен, благодаря своим работам и коллекциям, относящимся к девизам, гербам и эмблемам знатных фамилий Христианского мира [58].

Каково бы ни было происхождение этих таинственных слов, они явно обладали для Гверчино и Пуссена смыслом, происходящим отнюдь не из области поэзии. По нашему мнению, они должны были скорее всего соответствовать символу или знаку, предназначенному нескольким посвященным — возможно, это был эквивалент какого-нибудь масонского «пароля», скрывающего реальность, запрещенную для профанов. Впрочем, именно в этих словах определяется в «документах Общины» самый характер символического искусства:

«Аллегорические произведения имеют то преимущество, что достаточно одного слова, чтобы прояснить отношения, недоступные толпе; они отданы всем, но их значение адресовано элите. Отправитель и адресат понимают друг друга поверх толпы., Непонятный успех некоторых произведений идет от этого достоинства аллегории, которая является более, чем просто модой — способом эзотерического выражения».

Итак, если эти строчки в их контексте применимы к творчеству Никола Пуссена, то не могут ли они также хорошо подойти и Леонардо да Винчи, и Боттичелли или другим гениям Ренессанса, а также — почему бы и нет? — Нодье, Виктору Гюго, Дебюсси, Жану Кокто и их друзьям?

Часовня Росслин и Шугборо Холл

Ранее мы установили существование важных связей между предполагаемыми великими магистрами Сиона XVII и XVIII веков и европейским франкмасонством. Это последнее независимо от Сиона представляет в некоторых аспектах очень интересные отношения для нашего исследования.

Так, это многочисленные намеки на семью Синклер — шотландскую ветвь нормандских Сен-Клер де Жизоров. Их земли в Росслине находились всего в нескольких километрах от бывшей резиденции рыцарей Храма в Шотландии, и часовня этой местности, построенная между 1446 и 1486 годами слыла приобщенной к франкмасонству и к ордену Розы и Креста. Сверх того, грамота, датированная 1601 годом, признает Синклеров «наследными великими магистрами шотландского масонства». Это первый известный специфический масонский документ, и, согласно некоторым другим, этот титул был пожалован семье Синклер Яковом II, который царствовал в ту же эпоху, что и Рене Анжуйский, то есть между 1437 и 1460 годами.

Но другой кусок головоломки, еще более таинственный, появляется в Англии, в Стэффордшире, другом важном очаге масонства, между началом и серединой XVII века.

Когда великий магистр Сиона Чарльз Рэдклифф сбежал в 1714 году из Ньюгейтской тюрьмы, он получил помощь, как мы помним, от своего кузена, графа Личфилда. В конце века род Личфилдов угас, имя и титул исчезли и были выкуплены в начале XIX века потомками семьи Энсон, которые, в свою очередь, стали графами Личфилдами.

Семья Энсон владела с 1697 года и владеет до сих пор замком Шугборо Холл в Стэффордшире, который раньше был епископством. После смерти его владельца в 1762 году в Парламенте имела место церемония, во время которой была прочитана длинная элегическая поэма. И какова же была одна из строф поэмы, описывающая пасторальную сцену «в счастливых долинах Аркадии»? Вне всякого сомнения, это явный намек на Пуссена, и последний стих ее вызывает в памяти «перст разума, указывающий на надгробие», привлекающий внимание к словам «И вот я в Аркадии»…

Заканчивая, упомянем о том, что в парке Шугборо Холла находится величественный барельеф из мрамора, выполненный по заказу семьи Энсон между 1761 и 1767 годами. Что же на нем изображено? Репродукция «Пастухов Аркадии» Пуссена, все детали которой перевернуты и представляют собой как бы зеркальное отражение. Внизу можно прочитать выгравированную на мраморе следующую надпись: