Ромен Гари, хамелеон - Мириам Анисимов Страница 43

Пройдя медицинское обследование, Гари был признан здоровым и 9 февраля 1942 года получил приказ явиться на авиабазу в Райяке, где был назначен инструктором летчиков-наблюдателей. В гостинице «Хадри» он поселился вместе с Морисом Патюро и очень с ним подружился. Морису Патюро довелось слушать «Европейское воспитание» из уст писателя по первому рукописному варианту.

В Райяке не происходило ничего примечательного. Генерал Катру наградил аксельбантом всех пилотов эскадрильи «Лотарингия». Не хватало горючего, почти все летали на старых самолетах, и вплоть до 1942 года «Лотарингия» пребывала в бездействии.

Девятнадцатого июня 1942 года приказом майора Корнильона-Молинье Гари был временно переведен в Бейрут, в генштаб ВВС «Свободной Франции» в Западном Средиземноморье, а в сентябре 1942 года майор же представил его к повышению. Но генерал Вален по неизвестной причине выступил против, и Гари де Касев получил звание лейтенанта лишь в конце года — 15 декабря.

Двенадцатого августа 1942 года Гари де Касев был переведен во вторую эскадрилью береговой охраны «Нанси» в Райяке, базу второстепенного значения, предназначенную для технического обслуживания самолетов. Гари был присвоен номер 20. Эскадрилья только что получила четыре новых Blenheim V, на протяжении пяти месяцев Гари был прикомандирован к базе в Сен-Жан-д’Акр. Он трижды вылетал на сопровождение других самолетов и на разведку средиземноморского побережья. На одном из облетов он заметил у берегов Кипра итальянскую подводную лодку, но не мог поразить цель, потому что по неосторожности заблокировал сброс бомб. Сильно уязвленный случившимся, Гари долго не мог простить себе оплошности.

В феврале 1980 года, за несколько месяцев до самоубийства, по поручению Мишель Мишель, хранительницы музея ордена Освобождения, Гари составил короткое предисловие к каталогу экспозиции «Сопротивление, депортация и освобождение под выстрелами». В нем он рассказал о рукописях, которые нашли после войны рядом с газовыми камерами:

В Освенциме или Треблинке нет надписей на стенах. Но теперь мы знаем, что даже в Освенциме, Бельзене и Треблинке писали — да, писали. На обрывках материи, на картоне, на туалетной бумаге, и авторы были обречены на смерть. «Литературе» редко свойственна подлинная значимость, если она не написана на языке страдания. А здесь писали те, кого скоро уничтожат.

В конце предисловия Гари от руки приписал фразу, которую Мишель Мишель предложила ему изменить:

В 1942 году в Средиземном море я не сумел потопить итальянскую подлодку. Может быть, этим я спас песню, стихотворение или любовное письмо. Дожив до зрелости, я понимаю, что эта непотопленная подлодка — может быть, лучшее, что я сделал за всю жизнь.

Ромен Гари приведет это горькое заключение к более приличествующему «Товарищу освобождения» виду:

Возможно, под бомбами, которые я сбрасывал на Германию в 1940–1944 годах, погибли новый Рильке, новый Гете, новый Гельдерлин. Но если бы всё можно было переиграть, я поступил бы точно так же: ведь Гитлер заставил нас убивать. И даже самое благое дело никогда не бывает безвредным. Пусть же дьявольское сплетение человеческого и античеловеческого наконец распадется!

В сентябре 1942 года, после шести месяцев охоты за вражескими подлодками, ближневосточный штаб ВВС весь личный состав эскадрильи «Лотарингия» перевел в Великобританию.

Авиаторов направили в Порт-Саид, и 12 ноября 1942 года в Суэце они погрузились на «Ордунию» — жалкое, заполненное народом суденышко, которое вскоре окрестили «Ордура» (франц. «отбросы»).

На борту уже находились югославские солдаты, два генерала и двести итальянских заключенных, которые сели в Бербере (Сомали). Судно следовало рейсом Аден — Момбаса — Мадагаскар — Диего-Суарес — Таматаве, после чего на пять дней зашло в Дурбан, где высадились итальянцы. Следом за «Ордунией» шли два судна с боеприпасами. Стояла невыносимая жара, на палубах таял гудрон, но не было ни кондиционеров, ни пресной воды, чтобы помыться. По воспоминаниям Марселя Буазо, офицера эскадрильи «Эльзас», посреди всего этого хаоса сидел Ромен Гари, как и все, в одних трусах, и с постной миной писал «Европейское воспитание» в школьной тетрадке. Каждый вечер он читал Буазо сочиненное за день и интересовался его мнением. То же Ромен проделывал и с Берко. Интересно, что каждый слушатель думал, что Гари поверяет свои первые литературные опыты только ему.

Бернар Берко эмигрировал во Францию, потому что здесь признавали румынские дипломы. Работая в Париже участковым врачом-гинекологом, он заведовал теперь санчастью «Лотарингии», лечил такие обычные болезни, как насморк, бронхит, ангина, желудочно-кишечные расстройства, а также делал несложные операции. Англичане были удивлены, увидев, что Берко ставит банки, — этот терапевтический метод еще не был известен за Ла-Маншем. Берко, в свою очередь, поражался тому, что гонорея, которую ему никак не удавалось вылечить традиционными способами, полностью проходила после короткого пребывания в английском госпитале. Тогда британские коллеги показали ему пронумерованные склянки с желтым порошком — пенициллином, даже название которого было в те годы военной тайной.

Берко за словом в карман не лез. Однажды между ним и полковником Корнильон-Молине, таким же любителем перченых шуток, произошел следующий диалог:

— Ну, эскулап вы наш, чем занимались в мирное время?

— Вы же знаете, я доктор медицины. Был врачом-терапевтом, специализировался на акушерстве и гинекологии.

— Поди ж ты, и как вас занесло к летчикам? Здесь-то вы что делаете?

— Да всё то же самое, господин полковник: лечу, когда дела — п…ец.

На самом деле до Бернара Берко врачом эскадрильи был какой-то дантист.

Иногда Ромен немного рассказывал о своих отношениях с матерью, потом снова о матери, как будто за пределами круга, в котором жили они двое, вселенная была пуста и безжизненна. «Мрачный, глубоко циничный скептик», — характеризовал его Марсель Буазо.

Обогнув мыс Доброй Надежды, судно бросило якорь в Кейптауне, в Южной Африке. Семейных офицеров посадили на «Эмпресс оф Кэнада», большой лайнер водоизмещением в 20 тонн, который шел через Фритаун на Гибралтар ночью. В Гвинейском заливе, неподалеку от Фритауна, теплоход потопила итальянская подлодка.

Несмотря на темноту, некоторые смогли прыгнуть в спасательные шлюпки. Экипаж сбросил на воду несколько плотов. Расталкивая друг друга, люди торопились покинуть тонущее судно. В конце первой ночи завязалась драка: плоты были перегружены, два из них могли перевернуться, и итальянские заключенные вынули ножи. Многие в изнеможении падали с плота и тонули, их тела тут же пожирали акулы: так погиб на глазах у своей жены Сюзанны лейтенант Поль-Жан Рокер. Видя, что женщину уже некому защитить, несколько человек пытались утопить и ее, чтобы освободить место.

Сюзанна Рокер после войны вышла замуж за Грегуара Салмановица и стала одной из самых близких и дорогих подруг Ромена Гари. Он познакомился с ней в Бейруте во время операций в Восточном Средиземноморье. «Как сейчас вижу его на табурете у стойки. Он не пил и невозмутимо молчал. Сидел совершенно неподвижно, не поворачивая головы ни вправо, ни влево».