Эдик. Путешествие в мир детского писателя Эдуарда Успенского - Ханну Мякеля Страница 43

Сад, кусок собственной земли — это символы частного предпринимательства, но также и жизненная правда. Земля дает пищу, обеспечивает средства к существованию. Это каждый человек советского времени из книги сразу улавливал. Полученный от государства в собственное пользование клочок земли был наиболее реальным кормильцем, содержащим и поддерживающим общество; так обстояло дело в индустриальном (!) Советском Союзе. Странный парадокс, но правда. Даже в самые худшие, то есть в первые времена постперестроечного вульгарного капитализма, земельные участки на окраинах населенных пунктов спасали горожан от голода. Это подтверждали, начиная с Успенского, разные люди, встреченные мной в начале шумных 90-х годов: хотя опять наступал ужасающий дефицит всего, все-таки даже тогда не голодали, слава сельской местности и «шести соткам»!

Сельская местность кормила город и кормит до сих пор — во всем мире. Этого просто не хотят понять. Это же самое явление уже раньше описывали немногочисленные лучшие представители советской литературы. Как, например, мой безусловно любимый Юрий Трифонов: поездки в деревню за картошкой на зиму были центральным и важнейшим событием осени даже в хорошо обеспеченных семьях служащих.

Созданные колхозами искусственные центральные усадьбы до сих пор можно увидеть повсюду в сельской местности. С помощью колхозов пытались фабрично-заводским способом производить нужные нации продукты питания. Они работали плохо, трудовая мораль была жалкой, а потери огромными. Часть урожая всегда оставалась неубранной, а часть убранного пропадала, уходя на черный рынок. Многие из этих колхозов пришли в почти полный упадок. И тем не менее в них жили и живут до сих пор. В нескольких колоссальных каменных домах поселялась рабочая сила, для детей строили детский сад и школу, а в цокольном этаже какого-нибудь дома находился крошечный магазин, продающий хлеб, консервы и водку. И все.

Пейзаж остался тем же. Необозримые поля и лес, посреди деревушка. Где-то за полями и опушкой леса возвышается почти обрушившаяся церковная колокольня. Церкви чаще всего использовались под склады, но теперь опять начинают служить по первоначальному назначению: уже похороненные приходы учреждают снова. Почти каждую церковь начали ремонтировать, но поскольку работа ведется на пожертвования, это, похоже, затянется навеки.

Когда посреди этой на редкость красивой природы глаз натыкается на центральную усадьбу колхоза — нагромождение наспех возведенных строений из бетонных блоков, — по-прежнему можно только недоверчиво прищуриться. Пятиэтажный каменный дом в деревне — это тоже символ: словно гигантская скульптура, он являет собой пример идиотизма, в который, кажется, впал и наш собственный капитализм в маленьких центрах муниципальных общин. Но такую планировку ни один взрослый в Советском Союзе не мог поставить под сомнение, по крайней мере, публично. Напротив. Верноподданных рабских душонок, подобных почтальону Печкину, хватало, и они встречаются до сих пор повсюду, при каждом строе.

Вмешаться в жизнь новоприбывших Печкин, однако, сразу не смог. Дела Дяди Федора и его приятелей-компаньонов начали подвигаться. Краеугольные камни житья были на месте, но кое-чего в этой общине еще не хватало: денег. А без денег никто в современном мире долго не протянет.

В детской книге вопрос отсутствия денег решить легко. Это делается так: просто начинают искать клад, а затем клад, разумеется, находят. Зачастую это большой сундук, как в «Дяде Федоре»: «Ужасно много было в сундуке монет».

Когда есть деньги, на них можно купить все необходимое. Приобретается корова, а корова дает молоко, которое особенно любит кот Матроскин: он взял корову напрокат на свои деньги. Постепенно к этой мятежной общине присоединяются и новые члены, как, например, галчонок Хватайка. И колония начинает процветать.

8

В мире довольно много детских книг, главным героем которых является одинокий самостоятельный ребенок или соответствующий ему персонаж. Самый известный из них, пожалуй, — созданная Астрид Линдгрен Пеппи Длинныйчулок. Самое интересное в ней то, что это девочка. И не какая попало девочка, а девочка, имеющая необычайную физическую силу и поэтому способная постоять за себя в противостоянии миру: как обществу (полиция и учреждения по защите детей), так и его темной стороне (разбойники и воры).

Пеппи во всех отношениях суверенна и независима, и поэтому дети, а особенно девочки, смотрят на нее как на идола, пример которого поможет и им лучше справляться в этом мире. Так, по крайней мере, можно предположить.

А еще у Пеппи есть сокровище. В подвале стоит полный сундук золотых монет. Денег так много, что они не значат для Пеппи ничего. Знай себе бери из сундука и используй. Покупай карамели столько, сколько хочется, и раздавай ее детям. И все тут. Когда деньги кончатся, возьмешь еще.

В сундуке, найденном Дядей Федором, тоже много денег. Это награбленная разбойниками добыча. Но поскольку о владельцах ничего не известно, эти деньги, по мнению Дяди Федора, нельзя тратить помногу, тем более транжирить, а нужно клад сохранить на тот случай, если отыщется настоящий владелец. Правда, каждый может купить одну вещь по своему вкусу, но на этом должен остановиться. И этим сказка Успенского сразу отличается от «Пеппи». В его детской книге хозяйство любит счет; хозяйство обычного человека всегда бывает таким. О богатых и безответственных тут нет и речи.

Пеппи всемогущая, ее желания удовлетворяются сразу, ей все удается. Пусть так. В сказках возможно и это. Однако Пеппи не меняется. Она продолжает жить по-своему, в рамках повторяющейся схемы, хотя, по сути дела, довольной своим положением ее назвать никак нельзя. Жизнь одинокого ребенка, почти сироты (мама умерла, папа в Южном море), с лошадью и обезьяной на предоставляющей свободу вилле «Курица», — явно не счастливая. Ребенок покупает дружбу, но ведь ее не приобрести за деньги.

Этот очевидный трагизм остается в книге совершенно без рассмотрения. Он прячется за языковой завесой. Чувство пустоты и печали присутствует, но не демонстрируется, а неприятное скрывается. Все дело в выбранном стиле, главная цель которого — бойко позабавить читателя. Почему бы заодно и не приободрить детей, и особенно робких девочек: будь свободнее, будь самой собой. Будь «круче».

Анархичная Пеппи не является подлинной анархисткой, ценности, над которыми она, казалось бы, насмехается, — это именно те ценности, которые больше всего нужны ей самой: защита общества, школьное образование, опека со стороны взрослых. Кому (в особенности, ребенку) на пользу жить беспечно и сопротивляться всему только ради самого сопротивления? Свобода покупать карамель — это не свобода, это, по сути, ничто.

Книжка про Дядю Федора совсем другая. В произведении нет попыток сделать что-то необыкновенное — книга сама все создает. С Дядей Федором легко себя отождествить, потому что все в книге взаправдашнее. То есть могло быть таковым, разумеется, за исключением того, что шестилетний ребенок не сумел бы много дней прожить один. Однако то, как Успенский организует основное хозяйство Дяди Федора, демонстрирует, как люди могли бы жить изо дня в день; как они по сути дела живут. Он дает ребенку модель реальной и хорошей взрослой жизни.