История династии Сфорца - Леси Коллинсон-Морлей Страница 43

Когда Галлерани родила мальчика, Людовико сказал своей жене, что прервал отношения со своей любовницей, и он сдержал свое слово. Вскоре после этого, в 1493 году, Цецилия вышла замуж за графа Бергамини. В 1497 году Людовико действительно намеревался провести рожденного ею сына Чезаре на вакантное место архиепископа Милана, что вызвало немалое возмущение в среде духовенства. И только когда приор церкви Санта Мария делле Грацие, его личный друг, которого Моро высоко ценил, настойчиво попросил его не делать этого, поскольку мальчик еще слишком юн, он отказался от этого назначения. Галлерани, достойно жившая в браке, поэтесса, гуманист и гостеприимная хозяйка, вскоре снова появилась при дворе. Известно, что в 1497–1498 годах она принимала участие в обедах вместе с Беатриче и ее малолетним сыном Франческо.

Приближенные дамы Беатриче писали в том же тоне, что и Тротти. Полиссена д'Эсте сообщает Изабелле д'Эсте, что у нее есть приятные новости, что Беатриче окружена вниманием и совершенно счастлива. Ее супруг заботится о ней, устраивает празднества в ее честь и угождает ей всеми возможными способами. Ей известно, что он испытывает к ней «сердечную любовь и благожелательность; дай Бог, чтобы это продолжалось долго». Согласно Галеаццо да Сансеверино, «между ними возникла такая любовь, что мне кажется, едва ли два человека могут любить друг друга сильнее».

Неожиданным следствием их брака стала искренняя дружба, завязавшаяся между Людовико и Изабеллой д'Эсте, маркизой Мантуанской, которая по своему характеру гораздо лучше соответствовала роли его спутницы и доверенного лица, чем ее сестра. Она была «более утонченна, лучше образованна, более глубокомысленна, нежели Беатриче», пишет Малагуцци-Валери, «и ей было суждено внести больший личный вклад в итальянскую политику». Многие исследователи задавались вопросом о том, насколько бы изменилась судьба Людовико, если бы она была с ним и имела на него влияние.

Изабелла д'Эсте, где бы она ни появлялась, производила то же неизгладимое впечатление, которое и сейчас может испытать читатель ее писем. В списке ее друзей значились также Галеаццо Сансеверино и Галеаццо Висконти. Древний эпос «Короли Франции» и сейчас столь же популярен и вызывает столь же серьезные дискуссии, как и во времена Аттендоло-Сфорца. Боярдо и Ариосто [39], два великих придворных поэта Феррары, способствовали превращению или же сами превратили историю их дружбы в бессмертное эпическое повествование, являющееся идеализированным отражением придворной жизни и рыцарства той эпохи. Дамы д'Эсте и Галеаццо Висконти представляли противоположные стороны в споре о достоинствах паладинов. Висконти выступал защитником французского рыцаря Роланда, в то время как Изабелла и Беатриче встали на сторону Ринальдо [40]. То ли Галеаццо проявил такую настойчивость, то ли его противники оказались столь тактичными, но им пришлось объявить о своем поражении. Однако Изабелла быстро вернулась к своей прежней любви и по возвращении в Мантую продолжила дискуссию в письме. Возможно, для нее это был лишь удобный повод попросить у Боярдо рукопись следующих частей его поэмы.

Несмотря на свою молодость, Изабелла стала для Людовико другом, у которого тот мог спросить совета и на которого мог положиться. Он мог обращаться к ней так, как бы он обращался к своей матери. Мужчина с его характером инстинктивно ищет в женщине симпатии и поддержки. В письме от 12 марта 1494 года Моро пишет, что так скучает по ее обществу, «что мы признаемся в том, и кажется нам, словно мы теряем часть самих себя, когда она прощается с нами до завтра». Тротти пишет, что за все те тринадцать лет, которые он провел в Милане, он еще никогда не видел, чтобы Сфорца так чествовали своего гостя. Когда Изабелла останавливалась в Милане, Людовико едва мог отойти от нее, заставляя послов и весь двор следовать за ней по пятам и уступая ей дорогу, к всеобщему изумлению, «и часто Его Милость ездил вместе с ней по садам в carretta». Людовико никогда не был неразборчив в своих любовных связях, и об этом красноречиво свидетельствует тот факт, что он был способен испытывать искренние дружеские чувства по отношению к столь привлекательной женщине, не возбуждая, по-видимому, никаких подозрений и ревности своей жены, хотя маркиз Гонзага не был в восторге от их близости, дававшей почву для некоторых сплетен. «Тихая дружба и искренняя симпатия связывала двух этих людей, которые любили роскошь и искусство. — пишет Малагуцци-Валери. — Они обменивались дарами и любезностями и с радостью проводили время вместе в Милане, одни или в компании Беатриче». Между двумя дворами — миланским и мантуанским — установились тесные связи. Людовико учредил еженедельные торговые обмены с Мантуей. Туда он отправлял трюфели, овощи и артишоки, а взамен получал любимую им форель из озера Гарда.

Беатриче не обладала тем даром красноречия, благодаря которому письма Изабеллы представляются нам столь неожиданно современными. Изабелла послала ей описание свадьбы ее брата и Анны Сфорца, которая сопровождалась великими торжествами, включавшими в себя постановку двух комедий Плавта, чем славилась Феррара. Беатриче отвечала, что письмо это позволило ей ощутить свое присутствие на этом празднике. Она была настолько уверена в привязанности к ней своей сестры, что могла написать: «Я твердо знаю, что вы очень скучаете по мне и что мое отсутствие лишило вас немалой доли радости от той свадьбы. Не буду отрицать, что теперь, когда я разлучена с Вашей Милостью, я не так сильно переживаю разлуку со своей любимейшей сестрой, как Ваша Милость всегда тоскует без меня; но и я чувствую, что лучшая часть меня самой оказалась вдали от меня».

Беатриче дЭсте теперь стала государыней самого блестящего двора в Италии. Он и раньше славился своим великолепием и своими охотами, но она придала ему пикантность и жизнерадостность. Миральто говорит о ней как об очень юной, прекрасной, смуглолицей девушке, «изобретательнице новых костюмов, танцующей и развлекающейся днем и ночью», и, подобно всем в ее семье, она в не меньшей степени интересовалась литературой и искусством. Ее безграничная, бурлящая жизнерадостность совершенно покорила ее умеренного, уже зрелого супруга, который едва мог устоять под напором ее темперамента. Из них двоих она была определенно сильнее, во времена опасности брала на себя лидерство и оказывала, вероятно, немалое влияние на государственные дела. «Если герцог Бари, наделенный, помимо недостатков и пороков, всеми достоинствами итальянского государя эпохи Ренессанса, сумел сыграть гораздо более значимую роль, чем позволяло его положение, то во многом благодаря его супруге, тщеславной совершенно по-женски и, если вам будет угодно, даже жестокой, особенно по отношению к герцогине Изабелле, но с характером решительным и упорным и острым умом, увлекаемым всеми соблазнами роскоши и очарованным искусством». Беатриче часто бывала жестока. Сразу после ее смерти шут по имени Фрителла писал Изабелле д'Эсте, что из-за ее гордыни и кошачьей натуры он считает невозможным горевать о ней. Но она была душой и сердцем миланского двора. В той страсти, с которой она окуналась во всевозможные развлечения, было нечто, напоминающее лихорадочное возбуждение человека, неосознанно предчувствующего свою раннюю смерть. И в этом она кажется живым воплощением тех веселых лет перед бурей.