Эдинбург. История города - Майкл Фрай Страница 43

Однако где руины, там и возможность восстановления, которая зачастую весьма быстро может принести с собой благоденствие. Так случилось и в Эдинбурге. Прерванный было процесс экономического роста возобновился, и одной из его примет стало возведение более основательных зданий. Камень сменил древо. Именно поэтому (если не говорить о крупных памятниках архитектуры) древнейшие сохранившиеся здания относятся как раз к этому периоду. Дом Джона Нокса на Хай-стрит начали строить раньше, но к 1573 году, через год после смерти владельца, он уже, вероятно, был закончен. Мы знаем об этом потому, что следующий хозяин, Джеймс Моссмэн, украсил этот дом своим гербом — он был одним из тех, кто совершил роковую ошибку, поддержав деньгами обреченный эдинбургский гарнизон, и был расстрелян у стены замка. Недалеко от Лаунмаркета, в Риддлс-Корте, стоит дом, построенный немного позже для Джона Макморрана, самого богатого купца своего времени. Расположенный в Кэнонгейте дом Хантли относится к этому же периоду. [120]

Причинами строительного бума стали не только послевоенная разруха, но и стремительное увеличение численности населения. Приблизительные оценки числа жителей Эдинбурга отличаются друг от друга, но достаточно убедительным выглядит предположение о том, что между 1550 и 1650 годами население увеличилось вдвое. Серьезная попытка подсчитать численность горожан имела место, когда город делили на приходы; тогда установили, что в Эдинбурге 2239 семей общим числом 8000 человек. Мы не можем быть уверены в том, что в это число включили бедняков, а они могли составлять до четверти или даже трети всего населения. В Эдинбурге совершенно точно проживало больше народа, чем в каком бы то ни было другом городе Шотландии. Согласно налоговым документам, с помощью которых можно приблизительно прикинуть численность населения, в нем проживало столько же людей, сколько в Данди, Абердине и Перте вместе взятых. Эдинбург соперничал с крупными городами Англии и швейцарскими республиками Женевой и Цюрихом, хотя отставал от Амстердама, Антверпена или Лондона с их 100 000 населения, не говоря уже о Париже с его 200 000 человек. [121]

На склоне холма, однако, большее население означало и большую тесноту, и те, кому это было по средствам, отправились искать простора. Мест, куда такие люди могли переселиться, не теряя при этом близости к городу и делам, которые они в городе вели, было немного. Они могли купить участок земли в Лотиане и построить на нем сравнительно более просторный дом. Это не была социальная революция: они никогда не пытались соперничать с дворянами-феодалами и их обширными поместьями. Состоятельные вольные горожане просто хотели жить там, где могли быть уверены в безопасности своих детей и где могли отдохнуть в выходные дни сами, прежде чем опять отправиться в город по делам. До сих пор пейзажи Лотиана украшали только замки лордов и хижины крестьян. Теперь там появились и дома буржуа, по размеру напоминавшие виллы. Такие дома стояли на участках земли, по площади не превышавших большой сад; эта земля ни в коем случае не являлась источником дохода. Наоборот, впервые за историю Эдинбурга, богачи таким образом вкладывали деньги в собственное спокойствие и жизнь на широкую ногу.

Эти дома все еще строились в баронском стиле, хотя и не имели всех этих прорастающих отовсюду башенок, которыми характеризуются поздние образцы подобной архитектуры, обиталища шотландских дворян. Расположенные в Абердиншире или Энгусе Крейгивар и Гламис относятся к тому же времени, но кажутся пришельцами из другой эпохи. Дома буржуа, построенные в Лотиане, предназначались не для того, чтобы укрываться в них от врагов и держать оборону, но были символами престижа и комфорта. Их хозяева делали стены домов тонкими по меркам более раннего времени и покрывали их галечной штукатуркой: не предполагалось, что эти стены будут подвергаться артиллерийскому обстрелу. В декорировании интерьеров владельцы пользовались полной свободой. Они устраивали у себя высокие потолки с балками и расписывали стены орнаментом из растительных или животных мотивов. Одно из подобных зданий сохранилось до сих пор в парке Кэролайн — это возведенный в 1585 году у залива Форт дом купца Эндрю Логана. Вскоре в Шотландии сложилась традиция украшать такие дома изысканной лепниной — изобилием листьев, цветов и фруктов с вкраплениями геральдических и символических человеческих фигур. Начало традиции положил коллега Логана Джон Крайтон в Бранстане. Другие образцы этого архитектурного стиля находятся за пределами современного города, в Фаунтенхолле в Восточном Лотиане, в Линхаусе и Мидхоупе в Лотиане Западном. [122]

* * *

Для Эдинбурга рост численности населения и подъем архитектуры отражал также рост гражданского статуса города; теперь уже не было сомнений в том, что именно этот город является столицей Шотландии. Это привело и к изменениям в политике. На муниципальном уровне у города появилась новая конституция, постановление арбитражного суда от 1583 года. [123] Одной из целей этого документа было прекращение вражды между привилегированными купцами и ремесленниками, также стремившимися к привилегиям. В итоге купцы опять оказались в более выгодном положении — или, вернее, им почти не пришлось приспосабливаться к новым условиям. В городском совете, где ремесленникам было предоставлено только два места, купцы получали целых шесть от четырнадцати корпораций. Таким образом, купцам в каждом совете было обеспечено большинство, как минимум из десяти членов. Мэр, оба бальи, глава гильдии и казначей почти всегда были купцами. Купцы продолжали держать под контролем большую часть городских дел. Они составляли большинство даже в так называемом «обычном совете», из двадцати пяти членов, который впоследствии был расширен до тридцати трех. Оставшиеся места в таких советах занимали главы корпораций ремесленников. Эти советы созывались в особых случаях для принятия решений на общее благо (т. е. связанных с независимой собственностью и доходами города) или для выбора представителей в парламент. Поскольку голосование за кандидатов в члены нового совета производилось не широким электоратом, но членами предыдущего совета, политический строй Эдинбурга представлял собой олигархию. Иначе говоря, в совет в действительности не избирали, а кооптировали.

Единственное, в чем реформы 1583 года обратились к реальной жизни за стенами ратуши, — признание того факта, что средневековое разделение жителей города на купцов и ремесленников начало утрачивать значение, хотя постановление арбитражного суда все еще продолжало опираться на него. Однако с этого времени ремесленники уже допускались в чисто купеческие гильдии. Основную роль играли деньги. Хотя ювелиры были в городе одними из самых богатых людей, до сих пор они считались всего лишь ремесленниками. С другой стороны, адвокаты достигли положения в обществе еще быстрее ювелиров, однако, не имея собственной корпорации, они в глазах города оставались простыми рабочими и не входили в число вольных горожан. Различные категории вольных горожан составляли приблизительно треть взрослого мужского населения Эдинбурга. Именно они принимали решения по различным вопросам жизни города.