Пророчество Черной Исабель - Сьюзен Фрейзер Кинг Страница 44

Она протянула к соколу руку, желая погладить несчастного пленника.

– Осторожно! – остановил ее Линдсей. – Он может вас ударить. Уверяю вас, колпачок не причиняет птице никакого неудобства.

И правда, сокол не выражал никакого беспокойства. Исабель мысленно отругала себя за поспешность.

– Похоже, ему и впрямь хорошо, – сказала она.

– Давно замечено, что соколов и вообще ловчих птиц темнота успокаивает, – объяснил Джеймс, устремив на нее серьезный взгляд. – Потому-то охотники и начали использовать колпачки. Взгляните, как спокойно ведет себя Гэвин! Его, должно быть, приучил к колпачку прежний хозяин. Поверьте, Исабель, это не жестокость.

– Понимаю, – пробормотала девушка, – иногда без колпачка не обойтись.

– Конечно. Теперь мы можем спокойно заняться его крылом. Уверяю вас, я никогда не причиню ему вреда: соколы не терпят насилия. Лаской и терпением можно добиться гораздо большего, нежели грубой силой.

Исабель почувствовала, что щекам снова становится горячо: голос Линдсея звучал так мягко, проникновенно, даже нежно. Но к кому обращена его нежность – к ней или к птице?

– Вы очень добры для человека с вашей репутацией, – смущенно потупилась девушка.

– Я многому научился, приручая диких птиц, – ответил он, блеснув глазами, и, повернувшись к соколу, принялся почесывать ему грудку.

«Что верно, то верно», – мысленно согласилась Исабель, пряча невольную улыбку. Как она уже давно подметила, в его тихом голосе и мягкой манере держаться ощущалась сознательно подавляемая сила, словно он намеренно избегал громкого тона и резких движений. «Совсем как сокольничие моего отца, да и сам папа», – подумала девушка. Между тем Линдсей, озабоченно посмотрев на колпачок, ловкими отработанными движениями привязал к нему тонкий ремешок. Сокол встрепенулся, и горец принялся успокаивать его ласковым бормотанием.

– Мой отец как-то сказал, что из сокольничих могли бы получиться превосходные матери, – заметила Исабель.

– Истинная правда, – одобрительно хмыкнув, ответил Линдсей. – Мы нянчимся с птицами, как матери со своими детьми, никогда не теряя терпения, подчас жертвуя ради них своими интересами.

Он опять затянул строчку из ектеньи, повторяя ее снова и снова. Исабель прислонилась к стене и слушала, мало-помалу погружаясь в волшебный сон, навеянный мелодией.

Нечто подобное произошло с ней недавно в лесу, когда она наблюдала за круговыми взмахами руки Джеймса, пытавшегося успокоить одичавшего сокола, только теперь Исабель заворожило не движение, а прекрасный голос горца. И она не смогла устоять, как и птица.

– Ну вот, – оборвав пение, прошептал горец. – Кажется, Гэвин окончательно утихомирился. Скорее кладите хлеб ему на крыло.

Попроси он ее положить хлеб себе на руку, она бы беспрекословно выполнила и это. Тряхнув головой, чтобы прогнать наваждение, Исабель поднесла хлеб к крылу птицы.

Линдсей принялся помогать, направляя ее свободной рукой, и вместе они водрузили «компресс» на больное крыло. Почувствовав прикосновение сразу двух человеческих рук, Гэвин беспокойно пошевелился.

– Тихо, тихо, хорошая птичка, – прошептал Линдсей, не снимая своей большой сильной руки с изящной руки Исабель, придерживавшей хлеб, и снова затянул строчку из ектеньи.

От звуков его голоса и прикосновения по телу девушки побежали теплые токи. Она смежила веки, отдаваясь чудесной мелодии. Однако вскоре Линдсей умолк, и Исабель открыла глаза. Он прислонился к стене и, не глядя на девушку, выпустил ее руку. Исабель сразу пожалела об этом.

– У вас прекрасный голос, – сказала она. – Он похож на сдобренное специями вино вашей тетушки – густое, пряное, навевающее покой… Элис говорила, что вы пели для самого короля.

– Верно, пел, правда, очень давно, – кивнул Линдсей. – Десятилетним мальчишкой я пел в хоре Данфермлайнского монастыря, и король Александр однажды присутствовал на мессе. Меня вывели из хора и поставили перед королем с придворными, представляете? Боже, как я тогда дрожал от ужаса! – усмехнулся он. – Потом, когда меня определили в семинарию в Данди, я пел в хоре местных монахов. К счастью, мой певческий голос благополучно пережил ломку.

– Вот как, вы учились в семинарии? Хотели стать священником?

– Не я, а мой отец хотел, чтобы я стал священником. Но в Данди я встретил Уоллеса и Джона Блэра, который потом стал монахом-бенедиктинцем, соратником и духовником Уилла. Когда Уилл Уоллес покинул Данди, до меня стали доходить слухи, что он собрал вокруг себя людей, готовых бороться за освобождение Шотландии, и начал войну с англичанами. Я не выдержал и убежал из школы, чтобы воевать вместе с ним. Тогда мне едва исполнилось шестнадцать.

– Ваш отец, наверное, очень рассердился?

– Что вы! – усмехнулся Джеймс. – Он сам примкнул к повстанцам, когда англичане начали преследовать его за отказ присягать их королю. Через несколько лет они его убили. – Линдсей погладил сокола, что-то ласково ему шепнул, а потом снова перевел глаза на девушку: – Наш фамильный замок Уайлдшоу перешел к моему старшему брату, но тот погиб в битве при Фолкирке, и вскоре англичане захватили Уайлдшоу, воспользовавшись предательством и прибегнув к поджогу.

– С тех пор ваш замок больше вам не принадлежит?

– Не принадлежит…

– А вы не пытались отбить его силой?

– Я потерпел неудачу, – ответил Линдсей так тихо, что Исабель едва его расслышала. Он прижал сухие теплые пальцы к ее руке, державшей хлеб, давая понять, что она может отдохнуть, и девушка убрала руку.

Ей хотелось побольше узнать о его борьбе с англичанами и о том, как он потерял фамильный замок, но он явно не хотел углубляться в подробности, и Исабель не решилась настаивать, только сказала:

– Значит, вы, в сущности, полжизни провели на войне и в скитаниях…

– Увы, это так, – печально улыбнулся он и снова затянул своим дивным голосом строчку из ектеньи.

– Почему вы все время повторяете одну и ту же фразу? – спросила Исабель, чувствуя, как ее опять обволакивает истома. – Она напоминает вам о детстве?

– Нет, какое там, – покачал головой Линдсей. – Просто я хочу приучить к этой мелодии сокола, чтобы он летел ко мне всякий раз, как ее услышит. Сейчас я ее напеваю, потом буду насвистывать, давая ему мясо. Когда он научится мне доверять, то будет совершенно безбоязненно прилетать на мой зов.

– Как прозаично, – улыбнулась Исабель. – А я-то думала, вы соскучились по мирной жизни в монастыре.

– Вы не далеки от истины, – тихо ответил горец. – Иногда, кажется, все бы отдал за один день мира и покоя.

Они замолчали, глядя на своего пернатого пленника. Линдсей снова затянул мелодию ектеньи. Гэвин наклонил голову, прислушиваясь. В колпачке, похожем на сползшую на глаза шапочку, с надетой на крыло половиной хлебной буханки он имел такой забавный вид, что Исабель хихикнула.