Немцов, Хакамада, Гайдар, Чубайс. Записки пресс-секретаря - Лилия Дубовая Страница 44

– Точно, – сказал другой. – Главный – Путин. За него и выпьем.

С этими словами умиротворенные и довольные бомжи покинули поле битвы. Кстати, юные сурковцы поняли, что провокация не удалась, но к своим платным помощникам подойти не решились. Это было бы слишком демонстративно.

Уже сидя в машине Немцов спросил меня:

– Лиль, а что ты сделала с бомжами? Я уж думал, что меня ничто не спасет.

– Начальник, ничего я им не сделала. Просто убедила их уйти. Был у меня очень веский аргумент в размере пятисот рублей.

– А, – Немцов внимательно посмотрел на меня, вытащил из кармана тысячную купюру, протянул ее мне со словами «Сдачи не надо» и громко и заливисто рассмеялся.

Как-то раз Немцов, пробегая мимо меня, увидел, что я читаю. И совершенно неожиданно поинтересовался, что за книга. Я ответила, что это последний роман Пелевина «Generation П»

– О, – сказал Немцов, – я о нем слышал, но не читал. Дашь, когда закончишь?

– Конечно, – ответила я, но сама немного удивилась, потому что особой любви и интереса шефа к современной литературе не замечала.

Книгу, естественно, я ему дала. Немцов, естественно, ее прочел. И, что тоже естественно, после этого на вопрос журналистов о том, что он в настоящее время читает, Немцов отвечал:

– Как что, конечно – Пелевина. Знаете такого?

Вот только рассказывал Немцов о том, что читает «гениального Пелевина» еще года два. Ну, в крайнем случае, полтора.

«Дело было вечером, делать было нечего»… Ну, если точнее, то не вечером, а днем, и не то, чтобы уж нам – журналистам, работающим с вице-премьером Правительства РФ Борисом Немцовым – совсем нечего было делать. Просто на этот момент мы сидели перед залом, где Немцов с кем-то встречался и ждали окончания встречи. А на дворе стояло первое апреля.

И тут мы увидели, как на всех парах к нам летит опоздавший корреспондент РИА «Новости» Дима Знаменский.

Запыхавшийся Знаменский увидел нас, притормозил, внимательно посмотрел, соображая, много ли он чего важного пропустил, и, видимо, по нашему спокойному и расслабленному виду решил, что ничего серьезного в его отсутствие не произошло.

– Привет, коллеги, – сказал Знаменский. – Вы тут как? Все тихо?

– Ну, Знам, ты даешь. Какое – тихо? – услышал в ответ оторопевший Димка. – Тут, понимаешь, Ельцин Немцова приемником назначил. Мы прибежали у него комменты просить, а он на встрече. Вот, как дураки, ждем, а сенсация, можно сказать, гибнет на корню.

– И вы сидите?

Тут Знаменский, сраженный нашим сообщением в самое сердце, ни секунды больше не размышляя бегом рванул в вожделенную комнату…

– Ну, ребята, даете, – сказал Знаменский, вернувшись от Немцова. – Шуточки у вас. Хорошо, Немцов, нормальный мужик – долго ржал, когда я ему все рассказал. А самое главное, что ворвавшись к нему и еще не успев задать свой вопрос, я уже понял, что вы так мощно надо мной пошутили, вот только деваться уже было некуда.

Будущее или свобода

И вот сидим мы с Виктором Некрутенко, смотрим на две полупустые рюмки водки, что стоят перед нами на столе и вспоминаем Бориса Немцова. И только слышно его: «Лиль, а помнишь…», а в ответ мое: «Витя, а ты помнишь, как мы…»

Да еще слово «был», которое никак не хочет выговариваться.

– А я вспоминаю, как он блестяще генерировал идеи. Раз. И уже что-то придумал. И, как правило, очень дельное. А уж если нет, то как трудно было его переубедить, что это не самая лучшая его идея, – вспоминает Витя.

– Да уж, – односложно отвечаю ему я и снова смотрю на эту самую рюмку и никак не могу отвести от нее глаз.

– А когда я хотел до него что-то донести, – продолжает Некрутенко, — то так тихонечко, словно невзначай, бросал пару фраз и ждал. Дня через три прибегал или звонил Боря и рассказывал, что опять придумал нечто гениальное. Я слушал и тихо радовался. Идея уже принята и переработана. Она уже обросла интересными новыми мыслями и стала его – немцовской.

– Точно. Я тоже этим частенько пользовалась, – говорю я и вспоминаю…

Я уже давно не работала с Немцовым. И даже встретиться, посидеть и спокойно, со вкусом, поговорить как-то не получалось. Борис с головой был погружен в дела оппозиции, которая готовила очередной марш. И тут на его ленте в ФБ появился новый пост. Борис писал, что они классно поработали и придумали лозунги для предстоящего марша. Дальше шли эти самые лозунги. Я начала читать. Ничто не цепляло. «Угу, – подумала я про себя, – разве с этим людей на улицы выведешь? «За частные выборы». Хорошо, конечно. Но обязательно найдется тот, кто скажет: «Я выхожу на митинг только ради того, чтобы они потом в Думе сидели».

И я написала ему в комментариях по этому поводу что-то довольное злое. Мол, насочиняли. А он в ответ:

– Раз такая умная, Дубовая, предложи что-нибудь сама. А критиковать все умеют.

– Хорошо, – пишу. – Дай минут пятнадцать. Придумаю. На что получаю его весьма скептическое «ну-ну».

Минут через пятнадцать пишу: «Вот. Придумала. «За наше и ваше будущее». Что скажешь?» Получаю приличное количество «лайков», но Борис молчит.

На следующий день появляется пост, что марш пройдет под лозунгом: «За нашу и вашу свободу». Я читаю, улыбаюсь и думаю: «Ну, переработал». И при этом ничего не пишу.

Через пару часов звонит телефон:

– Лилька, видела? Как тебе лозунг? Отлично придумал?

Я молчу в трубку. Жду. Пауза затягивается.

– Да… ээээ… короче, придумал-и-и… С твоей подачи, конечно.

– Чего там, Борь, отлично. И какая разница – с чьей подачи.

…Так и получилось, что между будущим и свободой, он выбрал то, что было для него важнее. Он выбрал свободу.