Вопросительные знаки в "Царском деле" - Юрий Жук Страница 44

«КРЕМЛЬ. СЕКРЕТАРЮ СОВНАРКОМА ГОРБУНОВУ [С] ОБРАТНОЙ ПРОВЕРКОЙ.

ПЕРЕДАЙТЕ СВЕРДЛОВУ, ЧТО ВСЁ СЕМЕЙСТВО ПОСТИГЛА ТА ЖЕ УЧАСТЬ, ЧТО И ГЛАВУ. ОФИЦИАЛЬНО СЕМЬЯ ПОГИБНЕТ ПРИ ЭВАКУАЦИИ. БЕЛОБОРОДОВ» [78] [79].

Сообщить официально о расстреле всей Царской Семьи центральная власть тогда побоялась, видимо, опасаясь неадекватной реакции со стороны россиян. Но сообщение о расстреле Государя впервые было опубликовано в газете «Известия ВЦИК» 19 июля 1918 года.

В настоящее время исследователям неизвестны какие-либо документы, подтверждающие причастность В. И. Ленина к этому преступлению. А, между тем, таковая не подлежит сомнению. И, причём, в роли «первой скрипки»!

Ведь на этот счёт имеется не только свидетельство М. А. Медведева (Кудрина) и ещё одного Члена Коллегии Уральской ОблЧК – И. И. Родзинского, но и, по сути, второго человека в государстве – Л. Д. Троцкого, который в своём «Дневнике в изгнании» за 9 апреля 1935 года писал:

«Белая печать когда-то очень горячо дебатировала вопрос, по чьему решению была предана казни царская семья… Либералы склонялись как будто к тому, что уральский исполком, отрезанный от Москвы, действовал самостоятельно. Это неверно. Постановление вынесено было в Москве. Дело происходило в критический период гражданской войны, когда я почти всё время проводил на фронте, и мои воспоминания о деле царской семьи имеют отрывочный характер. Расскажу здесь, что помню.

В один из коротких наездов в Москву, – думаю, что за несколько недель до казни Романовых, – я мимоходом заметил в Политбюро, что ввиду плохого положения на Урале следовало бы ускорить процесс царя. Я предлагал открытый судебный процесс, который должен был развернуть картину всего царствования… по радио ход процесса должен был передаваться по всей стране; в волостях отчёты о процессе должны были читаться и комментироваться каждый день. Ленин откликнулся в том смысле, что это было бы очень хорошо, если бы было осуществимо. Но… времени может не хватить… Прений никаких не вышло, так я на своём предложении не настаивал, поглощённый другими делами. Да и на Политбюро нас, помнится, было трое-четверо: Ленин, я, Свердлов… Каменева, как будто, не было… Ленин в тот период был настроен довольно сумрачно, не очень верил тому, что удастся построить армию… Следующий мой приезд в Москву выпал уже после падения Екатеринбурга. В разговоре со Свердловым я спросил мимоходом:

– Да, а где царь?

– Кончено, – ответил он, – расстрелян.

– А семья где?

– И семья с ним.

– Все? – спросил я, по-видимому, с оттенком удивления.

– Все! – ответил Свердлов, – а что?

Он ждал моей реакции. Я ничего не ответил.

– А кто решал? – спросил я?

– Мы здесь решали. Ильич считал, что нельзя оставить нам им живого знамени, особенно в нынешних трудных условиях.

Больше я никаких вопросов не задавал, поставив на деле крест. По существу, решение было не только целесообразно, но и необходимо. Суровость расплаты показывала всем, что мы будем вести борьбу беспощадно, не останавливаясь ни перед чем. Казнь царской семьи нужна была не просто для того, чтоб запугать, ужаснуть, лишить надежды врага, но и для того, чтобы встряхнуть собственные ряды, показать, что отступления нет, что впереди полная победа или полная гибель. В интеллигентных кругах партии, вероятно, были сомнения и покачивания головами. Но массы рабочих и солдат не сомневались ни минуты: никакого другого решения они не поняли бы и не приняли бы. Это Ленин хорошо чувствовал: способность думать и чувствовать массу и с массой была ему в высшей мере свойственна, особенно на великих политических поворотах…» [80].

Когда Лейба Троцкий писал эти строки, то, безусловно, лукавил: ведь он, как говорится, спал и видел себя главным обвинителем на этом процессе. А тут такая незадача… К тому же, он говорит и явную неправду, так как накануне убийства Царской Семьи он из Москвы, практически, не выезжал и даже 18 июля 1918 года присутствовал на заседании Совнаркома, на котором Я. М. Свердлов сделал «внеочередное сообщение» о расстреле бывшего Царя и на котором было решено оное «принять к сведению» [81].

Но, как уже отмечалось ранее, В. И. Ленин также прекрасно понимал, что, допусти он сей процесс, то, «притянув за уши», можно будет вынести смертные приговоры лишь в отношении Государя и Государыни… А вот в отношении Детей, никак не замешанных в политической жизни страны, вынести таковые будет практически невозможно… А меж тем, «вождь мирового пролетариата» давно мечтал уничтожить всех Романовых, то есть свести «всю большую ектенью под корень»… А открытый процесс не давал ему такой возможности… Так как в этом случае должен был поступить В. И. Ленин? А очень просто – по-ленински! Сделать всё так, чтобы было скрытно, то есть – «архинадёжно»! Тем более, что сложившаяся на Урале военная обстановка после восстания чехословаков как нельзя этому потворствовала. Вот и затеял Ильич свою дьявольскую комбинацию, в которой не последнюю роль играл уральский левацкий сепаратизм. Но для того, чтобы всё, действительно, прошло бы «архинадёжно», о ней знали лишь трое посвящённых: непосредственно он сам, Свердлов и их уральский эмиссар – Голощёкин.

Мнение Л. Д. Троцкого полностью поддерживает и В. М. Молотов, который в 1918 году был членом ВЦИК и человеком из ближайшего окружения Г. Е. Зиновьева. В 2005 году московским издательством «Вагриус» была выпущена книга В. А. Никонова (внука В. М. Молотова), названная автором «Молотов. Молодость». Так вот, в ней он пишет как раз о том, что и его дед полностью подтверждает тот факт, что все действия, связанные с судьбой Царской Семьи, велись под неусыпным контролем В. И. Ленина:

«Деда часто спрашивали, зачем казнили царя, и знал ли об этом Ленин? Причину он всегда называл одну и ту же: нельзя было давать в руки белогвардейцев столь большое и привлекательное знамя, как император. Под это знамя могло собраться куда более многочисленное войско, чем под флаги Деникина или хозяйничавшего на Урале атамана Дутова. Я, кстати, в справедливости такого утверждения, не вполне уверен. Во всяком случае, лидеры Белого движения сами признавали, что им приходилось гасить монархические настроения одной части офицеров, чтобы не потерять другую часть – демократически и республикански настроенную. Присутствие царя в белом воинстве вряд ли бы заметно его усилило – в народе тяги к восстановлению императорских порядков не было. Однако, безусловно, сам факт освобождения Николая из большевистского плена, а это могло легко произойти в Екатеринбурге летом 1918 года, подчеркнул бы слабость большевистской власти, возможность реставрации. Этого Ленин допустить не мог.