Юрий Никулин - Иева Пожарская Страница 44

Карандаш советовал для сохранения ритма про себя отсчитывать секунды: «Подбежали к обломкам — посмотрите на них и сосчитайте про себя: раз, два, три. Потом поднимите глаза на меня: раз, два, три, четыре, пять. После этого идите: влево два шага медленно и вправо четыре шага побыстрее. Потом подходите ко мне, щупайте край рубашки и про себя: раз, два, три. Сосчитайте и стаскивайте меня. Вот и всё. Это же просто!»

Или никак не получался другой момент сценки, когда Карандаш присаживается на только что покрашенную скамейку и решает покурить. Дворник, заметив его, начинает гнать из парка. Карандаш требовал, чтобы Никулин по-настоящему выталкивал его с манежа. Но Юра никак не мог абстрагироваться от того, что перед ним стоит его учитель, знаменитый артист, уважаемый человек. Ну как же можно толкнуть его со всей силы?! И на одной из репетиций, когда Юра вежливо подталкивал Карандаша, тот вышел из себя. Мимо в этот момент проходил рослый акробат. Михаил Николаевич подозвал его и попросил толкнуть себя — и посильнее!

Флегматичный акробат ухмыльнулся, посмотрел спокойно на Михаила Николаевича и так толкнул его, что тот упал. Никулин был уверен, что Карандаш рассердится. А он спокойно поднялся, поблагодарил акробата, а потом повернулся к Юре: «Вот видите, Никулин, он не боится. Конечно, так сильно толкать не стоит, но все-таки давайте смелей».

Или был другой сложный для Юры технический момент в финале «Венеры», когда Карандаш, убегая, лез под скамейку, а Юра, хватая его за ноги, должен был крепко схватить брюки за края, чтобы Карандаш мог из них легко вылезти. Каждый раз руки у Никулина в самый нужный момент дрожали, и он никак не мог точно ухватить штанины. Поэтому стаскивание ка-рандашевских брюк шло слишком долго. Всякий раз после номера, уже за кулисами, Карандаш кричал:

— Никулин, поймите, это же финал клоунады! Мне нужно быстро убежать! Раз! Два! Я под скамейкой. Раз, раз, раз — и без штанов убегаю. А из-за плохого по вашей вине финала вся клоунада идет насмарку!

Но месяца через два, усвоив ритм клоунады и делая почти все в ней автоматически, Юра вдруг на одном из представлений почувствовал, что у него появилось внутреннее оправдание всех пауз и движений, и сразу стало намного легче работать.

* * *

Характер Карандаша был притчей во языцех. Взрывной, резкий человек, постоянно недовольный своими партнерами и на работе, и в быту (один романовский чайник чего стоил!), — он вдруг раскрывался с совсем иной стороны. Например, однажды в дни школьных каникул, когда в цирке давали по четыре представления в день, Шуйдин, уставший до смерти, прилег в антракте на диван отдохнуть и случайно уснул. Его никто не разбудил, и во втором отделении он пропустил свой выход. Публика так и не поняла репризы, а Карандаш вне себя от ярости ушел с манежа и потом за кулисами на всех кричал. Из воспоминаний Юрия Никулина: «Именно в этот момент Шуйдин проснулся, ужаснулся ситуации, в которую попал, и сломя голову кинулся вниз, к манежу, ожидая бури.

— Где вы были? — сразу же набросился на него Карандаш.

— Я заснул, — честно признался Шуйдин. И тут что-то, видимо, в Карандаше повернулось.

— Ну что же вы, крошка, — неожиданно ласково сказал Михаил Николаевич. — Не надо так больше».

Разноса не случилось…

Вспоминал Никулин и о двух других историях, случившихся с ними однажды на гастролях, которые дали им с Шуйдиным увидеть глубину личности Карандаша. Они приехали работать в областном дальневосточном шапито, и после долгой, утомительной репетиции в первый же день по приезде, за несколько часов до премьеры, Карандаш спросил Никулина и Шуйдина, как их устроили жить. А их еще никак не устроили, что они мастеру и сообщили. Карандаш возмутился и вызвал директора цирка. Тот сказал, чтобы Карандаш не волновался, для него забронирован люкс в гостинице, а ассистенты могут переночевать и в цирке, пока на следующий день им что-нибудь подберут.

— А где же людям отдохнуть перед работой? — спросил Карандаш.

— Ну, один день не отдохнут, — последовал ответ.

Вот тут началось что-то страшное. Никулин видел Карандаша в гневе, но таким, как тогда… Он размахивал руками, топал ногами. Он кричал так, что у Никулина самого по коже бегали мурашки. На шум сбежались униформисты и смотрели, как знаменитый артист отчитывает их директора. Никулин уже был не рад, что Михаил Николаевич узнал о том, что они с Шуйдиным остались без жилья. А Карандаш, маленький человек, стоял в своем махровом халате перед здоровенным директором и кричал ему:

— Вы хам! Вы не любите артистов. Мы кормим вас. Мы приносим пользу государству. Вы нас не цените! Людей надо беречь. Даже маленьких. Поймите это…

Карандаш кричал долго, исступленно, не давая директору вставить ни слова. Распалясь от собственной речи, Карандаш схватил жестяное ведро из реквизита для «Венеры» и бросил его о цементный пол со всего размаха так, что оно смялось. А потом неожиданно замолчал, выдержал паузу и сказал спокойно-будничным тоном:

— Сегодня я не работаю.

— И не надо, — осклабился директор, уходя в полной уверенности, что Карандаш работать хочет не хочет, а будет. До спектакля оставалось часа три, и директор думал, что за это время нервы у артиста улягутся. Михаил Николаевич вместе со своей «командой» пошел обедать в столовую недалеко от цирка.

Из воспоминаний Юрия Никулина: «За обедом молчание нарушила супруга Михаила Николаевича, Тамара Семеновна.

— Может быть, все-таки отработаем? — спросила она тихо.

— Тамара Семеновна, прошу вас на эту тему не говорить, — ответил ей Михаил Николаевич совершенно ледяным тоном. Так отстраненно, по имени и отчеству, он обращался к своей жене только в острых ситуациях. Нам же Карандаш сказал:

— Вы не волнуйтесь. Лучше потом дадим дополнительное представление, но сегодня работать не будем. Таких директоров учить надо.

Потом помолчал и, вытянув вперед руки, сказал:

— А я и сам теперь работать не смогу. Видите, как руки дрожат.

После обеда всей компанией вернулись в цирк. Михаил Николаевич в гардеробной разбирал ящики, приводил в порядок костюмы, расставлял грим в баночках.

Вечером артисты, занятые в программе, загримировывались в своих гардеробных, в оркестре настраивали инструменты. Публика уже входила в цирк, а Карандаш всё не гримируется — спокойно гуляет с собачками во дворе цирка. Об этом сообщили директору. И он, поняв, что Карандаш действительно работать не станет, испугался. Ведь билеты-то все были проданы за месяц вперед, предполагалось, что на премьеру придет городское начальство! Срочно вывесили у входа в цирк наспех написанное объявление: "Сегодня представление отменяется". Зрителям, уже занявшим свои места в зале, инспектор манежа объявил: "По техническим причинам представление отменяется". Некоторые пошли сдавать билеты в кассу, а наиболее бойкие зрители решили поговорить с директором, и он, совсем уже перепугавшись, через конюшню убежал из цирка».

А Карандаш в гардеробной как ни в чем не бывало занимался своими делами. В знак протеста и из чувства солидарности с учениками он решил и в гостиницу в этот вечер не ехать. Вповалку все легли спать в его гардеробной на ковре от «Венеры». Только улеглись, как в дверь просунулась голова экспедитора. Он робко спросил: