Арии - Дмитрий Колосов Страница 44

А то нет! Едва ли кто сомневается в существовании Мухаммеда и стремительном успехе ислама. Просто арабы в тот момент нуждались в том Боге – в противном случае рисковали бедуинствовать от оазиса к оазису. А вот римляне не нуждались, и потому пришлось дожидаться Константина Великого, вполне прагматично «продвинувшего» одного из богов – того, который верховодил самой фанатичной паствой, что и принесло победу в междоусобицах императору-язычнику. И арии нуждались именно в таком Боге, вернее, в истовом слове и в великой идее, какая утверждала прозелита новой веры как единственно праведного, а всех его противников – слугами лжи и зла. Ну и заодно с соответствующими преференциями победоносным праведникам.

Заратустра с его верой был нужен именно людям, алчущим победы. На востоке, в царстве Виштаспы, ему не удалось найти серьезной поддержки. Местные жрецы-другванты к конкуренту отнеслись, мягко говоря, без восторга. Возможно, именно они, приверженцы отеческих культов, и натравили на неосторожного неофита Виштаспу туранских кочевников. И Заратустре с его покровителем пришлось спешно отбыть подальше от слуг лжи – на запад.

Возможна и иная версия, что Виштаспа из царского рода Ахеменидов всегда входил в круг приближенных царя и принял Заратустру уже при парсийском дворе. На этой версии настаивали жрецы-маги, определяя родиной Заратустры один из западноиранских городов.

Так или нет, события переместились на запад Иранского нагорья. Здесь арии – мидяне и персы – возвысились над соседями, но останавливаться не собирались. Воинственного пыла и сил у них доставало, а вот подходящей идеи, дабы поддержать тот самый пыл, не было. Заратустра с его лозунгом борьбы праведников, слуг истины против слуг лжи пришелся как нельзя кстати. Едва ли он стал духовным лидером – скорее всего, попросту не успел, но недаром ему приписывалось руководство несколькими десятками преданных учеников, да и Виштаспа, личность довольно известная, пришелся ко двору – парсийскому.

Сам пророк был благосклонно принят в мидийском сословии магов, что претендовали на исключительную духовную роль среди собратьев и в силу этого пребывали в оппозиции царю Иштувегу, который пытался подмять под себя племенную аристократию, не сознавая всей опасности сего занятия.

Расчетливые маги обнаружили в учении Заратустры то, что искали, – оригинальную идею, выделявшую его среди прочих. Они решили подхватить знамя новой веры и сделать ее своей – как некий оригинальный «бренд», привлекательный для военной верхушки. Если Заратустра, как кажется (но, может, лишь кажется), осуждал войну, мидийские маги ее оправдали. Неизвестно, был ли к тому времени жив сам Заратустра, но идея противостояния истины и лжи пришлась как нельзя к месту.

А вот здесь стоит уделить несколько слов датам – во многом условным. Согласно зороастрийской традиции, крайней к нам датой, допускающей наличие в бренном мире Заратустры, считается 583 год до н. э. Так что по нашей гипотезе он вполне мог знаться с царем Иштувегу. Был ли знаком с пророком Кир, тогда еще не Великий? Не исключено, что мог, – юношей, если условно определить год рождения Кира рубежом VII – VI веков до н. э. Впрочем, Кир мог и впоследствии познакомиться с учением Заратустры через посредников – через того же Виштаспу.

Так или иначе, какая-то незримая духовная сила подтолкнула Кира восстать против мидян, а потом начать беспрецедентную экспансию в Передней и дальше – в Средней Азии. И символично, что погиб великий царь в походе против самых непримиримых слуг лжи – тех самых кочевников-туранцев, анарйа, которых ненавидели арьи, как своих извечных многовековых противников.

Наследники Кира продолжили победоносное шествие по миру уже под знаменем новой веры. Но то была совсем не та вера, которую привнес в мир Заратустра. Жрецы-маги узурпировали учение Многоверблюдного. «Чистый» зороастризм умер, просуществовав едва ли с полвека. Если Заратустра, предварив своего верного почитателя Ницше, умертвил богов во имя единого несотворенного Бога, чья суть демонотеизировалась разве что абстракциями Амеша Спента, маги ненавязчиво вернули все на круги своя. Ну кому, скажите на милость, нужны Благая Мысль с Лучшей Истиной, Святое Благочестие с Целостностью!

И вот Благая Мысль Воху Мана «выпасает» скот, Лучшая Истина Аша Вахишта поддерживает огонь, Власть Желанная Хшатра Варья заведует металлами и небом, Святое Благочестие Спента Армайти покровительствует земле, Целостность Хаурватат – растениям, Бессмертие Арметат – воде, Спента Манью вместе с Ахура-Маздой – человеку.

Понимая, сколь чужды простолюдину абстракции Бога, пусть и наделенные свойствами стихий, маги ввели в новую веру старых богов Атара, Митру, Вертрагна, Арьямана; впрочем, их почитание никогда не исчезало. Ахура-Мазда вдруг приобретает сразу несколько жен – Спента Армайти, Паренди, а заодно становится отцом ведущих божеств Атара, Аши, Сраоши, Рашну, Митры.

Ближайшее окружение Ахура-Мазды получает наименование ахуров, пантеон в целом был поименован язатами – достойными почитания.

Ну и, наконец, блестяще, образно воплощается в жизнь идефикс Заратустры – о противостоянии истины и лжи. Каждый благой бог обретает себе антипода – дэва. Именно в этот миг происходит окончательное размежевание ахуров и дэвов, наметившееся еще в эпоху великого арийского раскола.

Заодно поделили надвое всех животных тварей. Большинство были признаны бесполезными, а то и вовсе – вредными. Таковых нарекли храфстра – низкие животные, порожденные Анхра-Манью. В разряд храфстра попали волки, черепахи, змеи, лягушки, мухи, пауки, скорпионы… Что ни говори, твари по меньшей мере малосимпатичные. Уничтожение храфстра считалось настолько благим делом, что зороастрийцы предавались ему без особой на то практической надобности, чем немало поражали воображение иноверцев-иноземцев. Геродот поведал: «Маги же собственноручно убивают всех животных, кроме собаки и человека. Они даже считают великой заслугой, что уничтожают муравьев, змей и вредных (пресмыкающихся) и летающих животных».

Возглавлял армию храфстра Ажи-Дахака – трехглавый дракон. Побежденный героем Траэтоной, Дахака был прикован к скале Демавенд, откуда вырвется, когда начнется последняя битва между добром и злом. Он вновь нападет на мир Ахура-Мазды и будет окончательно уничтожен героем Керсаспом. Змеи вообще и в целом – создания, более прочих нелюбые Ахура-Маздову воинству. Все эти гады-драконы отождествлялись с туранским отродьем. Хотя не везде. Арии-кафиры, осевшие в Нуристане, к змеям относились лояльно. Почему? Осталось загадкой. Ну разве что предположить связь культа змеи с Землей и Небом.

Благими были признаны немногие создания, приносящие несомненную пользу. Здесь преемники Заратустры не стали оригинальничать. Особое отношение было к трем вернейшим слугам человека – коню, быку и собаке. Но кажется, более прочих почитался бык, из семени которого, как считалось, произошли все живые существа.

Двойственным оказалось отношение к хаоме. Заратустра проклял и ритуальный напиток, и растение, отказал в признании и зеленоглазому богу. Но слишком была велика сила древнейшей традиции, слишком велика привязанность к хмелящему снадобью, слишком велика значимость хаомы для магов, поддерживавших посредством хаомы свой авторитет. Потому хаому даже восславили, устами Заратустры посвятив ей целый яшт, в котором пророк обращается с мольбою к Хаоме. Как и прежде, истово почитались стихии, прежде всего огонь. Его возжигали на пави – платформах для жертвоприношения; во время походов перед царем несли неугасимый огонь. Со временем Атару стали возводить грандиозные храмы. Гораздо большую значимость, нежели прежде, приобрело хварно – божественная эманация, дарующая силу, власть, процветание. Теперь хварно сделалось своего рода посредником между Ахура-Маздой и повелителем Персии – читай: мира. Ахура-Мазда торжественно вручал хварно царю, как то отражено на знаменитом Бехистунском барельефе, тем самым не просто утверждая его, царя, власть, но и его, царя, божественность, богопреемственность, богоподобие – как угодно. Персидские цари сами претендовали на суть верховного божества – творца, поддержателя и повелителя мира, по сути оттесняя на второй план Ахура-Мазду. Этим объясняется тот факт, что имя бога с течением времени в посвятительных надписях бывает подменяемо именем царя.