Возвращение Фабрицио - Марк Фруткин Страница 45

Из сапог шут извлек полдесятка булочек и также положил на блюдо, затем выудил из-за пазухи пышную кисть винограда. Из кувшина он налил вина в кубки и удалился, кланяясь.

— Приятного аппетита, — бормотал он.

Стоило влюбленным притронуться к кубкам и посмотреть друг другу в глаза, на сцену прокрался Панталоне. Его ширинка топорщилась. Он с вожделением смотрел на Аврору, но пробирался к столу осторожно, опасаясь гнева Оттавио.

— Можно к вам присоединиться?

Оттавио поднял глаза. Поколебавшись секунду, он улыбнулся:

— А, Панталоне. Да, конечно. Все забыто. Я знаю, и она знает, и все остальные, — он обвел толпу широким жестом, — знают, что ты всего лишь похотливый старый пес. Только один ты и не знаешь этого.

Панталоне пожал плечами:

— Ничего не могу с собой поделать. В присутствии прелестной женщины я совершенно беспомощен. Юная девушка и меня заставляет чувствовать себя юным. — Он опустил голову. — Я… боюсь старости.

— Да, я понимаю.

— Желание не умирает, разве ты не видишь?

— В твоем случае, старый пес, оно даже не болеет.

Панталоне уселся, и все трое принялись есть и пить.

В какой-то момент Аврора потянулась через стол за кувшином вина. Панталоне заметил, как рука ее тянется к вину, и легко подтолкнул кувшин, чтобы она не достала. Аврора потянулась снова, наклонившись над столом. Он отодвинул кувшин еще дальше. Оттавио, занятый ножкой каплуна, ничего не заметил. Аврора потянулась снова, и все равно не могла ухватить кувшин за горлышко. По мере того как она наклонялась, демонстрируя роскошный вырез платья, глаза Панталоне раскрывались шире и шире. Он облизал губы. Наконец Аврора достала кувшин и снова села.

— Болван, — прошипела она.

Вернувшись к трапезе, Панталоне в пароксизме возбуждения никак не мог оторвать птичье крылышко. Он сильно дернул, и капля жира, пролетев по воздуху, упала в нежную ямочку между ключицами Авроры. Она с удовольствием обгладывала кость и не заметила этого. Панталоне наблюдал, как блестящий шарик жира скатывается ниже.

— Позволь, я сотру. — Он протянул руку к ее груди.

Оттавио вскочил на ноги и вытащил короткий меч:

— Оставь, старый пес, или выйдешь из-за стола без лапы!

Капля жира тем временем скользнула в ложбинку между грудями.

— Оставь, старик, — предупредил Оттавио. — Она стечет по животу, задержится между ног, мне будет чем полакомиться ночью.

Панталоне повесил голову, оттолкнул тарелку и всхлипнул, скрипя зубами и бормоча про себя:

— Где же эта проклятая скрипка?

Аврора повернулась и посмотрела на него:

— Думаю, он выпил слишком много вина.

Оттавио кивнул:

— Его кровь превратилась в уксус. Сердце замариновалось. Оставь его.

Говорят, в одно прекрасное утро Камбьяти заметили стоящим на вершине башни. От него исходило неописуемое сияние. По словам очевидцев, он спрыгнул с башни и поначалу падал, как обычный человек, но вдруг оказалось, что он плывет вниз легко, как лист дерева. На площади, куда он приземлился, нашли только сутану и больше ничего.

Микеле Аркенти свернул на узкую улочку, направляясь на очередной урок латыни с Элеттрой. Булыжники мостовой уже источали жар. Адвокат понял, что о латыни думает в последнюю очередь, и подозревал, что она тоже. Он был в замешательстве по многим причинам. Влюбленный священник. Влюбленный в молодую женщину, она помолвлена, день ее свадьбы назначен. Смятение его усиливалось оттого, что он не был с ней честен. Скрывал свои чувства, использовал ее, пытаясь выведать тайну герцогини. При этом он начинал подозревать, что девушка и герцогиня в свою очередь используют его, чтобы обеспечить успех кандидатуры Камбьяти. Но девушка неотразима, неотразима…

Он остановился, осознав, что последнюю мысль произнес вслух. Адвокат дьявола оглянулся, проверяя, не слышал ли его кто-нибудь, и поспешил дальше. Вскоре он уже стучался в тяжелые двери герцогского дворца.

— Нам придется прервать занятия латынью на некоторое время. Мне предстоит ненадолго съездить в Казале Монферрато.

Элеттра отложила книгу, устав от медленно продвигавшейся работы над переводом. Она потянулась к чаше на столе и взяла большую красную виноградину величиной почти с абрикос. Аркенти наблюдал, как она вонзает в нее острые белые зубки и закрывает глаза, наслаждаясь вкусом. Не открывая глаз, она тыльной стороной руки вытерла уголок рта.

— Зачем? Что там?

— Выяснилось кое-что, имеющее отношение к расследованию дела кандидата.

Она подождала.

— Вы не скажете мне, что это?

Аркенти поколебался.

— Я в самом деле не должен.

Ее плечи опустились.

— О, эти священники со своими тайнами! Расскажите, или скажу отцу, что ничему не научилась за двадцать уроков латыни.

— Это неправда. Учились вы хорошо. На самом деле, поразительно, до чего быстро вы учились.

Девушка заговорила, не глядя на него:

— Почему вы на меня так смотрите? Каждый раз, когда мы вместе, вы смотрите и смотрите. Я бы сказала, что вы пытаетесь заглянуть в мою душу, но, кажется, вас больше интересует то, что снаружи, да?

Обернувшись, Элеттра посмотрела на него в упор, лицо жесткое и прекрасное, темные глаза горят.

У него вдруг пересохло во рту. Меня допрашивает девчонка. Он облизнул губы.

— Осмелюсь, если позволите, признаться, я смотрю, потому что иначе невозможно.

— Вы считаете меня красивой?

Он медленно кивнул.

— Вы не скажете, зачем едете в Казале Монферрато, потому что считаете меня слишком невежественной, чтобы вникнуть в тонкости вашего расследования?

— Нет, это не так.

— Тогда расскажите. Вы должны рассказать.

— Вы настойчивая юная женщина. — Он помолчал, задумавшись. — Если я расскажу, все должно остаться между нами, понимаете?

Если я дам ей понять, что доверяю ей, может быть, это побудит ее в свою очередь довериться мне.

— Договорились.

— Я собираюсь поискать там семьи с фамилией Камбьяти. Возможно, семья Фабрицио из тех мест. Возможно, они занимались выделкой шелка. Там есть одно место, называется Шелковичный путь, также известный как улица Иудеев.

— Понимаю. Значит, его семья была иудейской? В жилах нашего горячо любимого святого могла течь иудейская кровь?

Адвокат не сомневался, что она поймет намек.

— Такое… возможно.