Путь Никколо - Дороти Даннет Страница 46

Но нет, в это он не верил. Он не верил, что Клаас способен сделать что-то вопреки собственному здравому смыслу. Лишь единственный раз он видел его совершенно беспомощным, — на причале в Слёйсе. Так что сейчас, скорее всего, им двигали куда более простые мотивы, чем пытался вообразить Тоби. И вполне резонно, ведь кто бы ни причинил сейчас вред Жааку де Флёри или его супруге — во всем обвинят именно Клааса.

Лекарь в задумчивости спрятал ключ в кошель на поясе, а затем отправился на поиски хозяина дома, которому и сообщил счастливую весть о невиновности Клааса. Сперва месье Жаак никак не мог поверить, что с его супругой не случилось ничего дурного. Человеку постороннему могло бы даже показаться, что он разочарован. Но когда Тоби отвел его в сторонку и объяснил (по-латыни) истинную природу недомогания мадам, то бледность покинула чело ее супруга. Он смог вздохнуть спокойнее. И даже (под конец) выдавил из себя какие-то слова благодарности. Через некоторое время он вспомнил, что Клаас по-прежнему заперт в подвале, и велел выпустить его. На вопрос о том, какое вознаграждение причитается Клаасу за перенесенные несправедливые побои, месье де Флёри обещал подумать. Судя по всему, эти раздумья ни к чему не привели. Единственной компенсацией Клаас мог бы считать то, что не лишился в этой истории ни руки, ни какой-либо части лица. Из подвала он появился чуть более притихший, чем обычно, но совершенно невозмутимый, и Тоби вручил Лоппе еще немного заживляющей мази, после чего Клаас скрылся на конюшне, и утро продолжилось, как ни в чем ни бывало.

Никто не предложил лекарю навестить хозяйку дома в ее опочивальне. В какой-то мере это даже огорчило Тоби. Он с удовольствием бы задал ей пару вопросов, разумеется, предусмотрительно взяв с собой Юлиуса и ее супруга Вместо этого, Тоби пробрался на кухню, где получил кружку эля и кусок пирога, и там долго болтал со служанкой Тассе, в то время как Юлиус был вынужден общаться с представителями Медичи, о которых так пренебрежительно отзывался Жаак де Флёри.

* * *

Многие люди могли утверждать, будто презирают Медичи, однако мало кто мог себе позволить игнорировать их. В Лондоне, Брюгге, Венеции, Риме, Милане, Женеве, Авиньоне их банки контролировали деловую жизнь целых народов. А эти банки, в свою очередь, контролировал глава семейства, великолепный подагрический старик, Козимо де Медичи, никогда не покидавший свой дворец во Флоренции.

У него были сыновья — его наследники. Но, что гораздо важнее, поколения за поколениями сменялись опытные, превосходно образованные молодые люди, заправлявшие отделениями банка на местах. Юлиус был знаком с некоторыми из них. С семьей Портинари, к которым принадлежал и юный Томмазо, любитель перстней, чьи братья заправляли делами в Милане. Семейство Нори, включая старого Симоне, проживавшего в Лондоне, и молодого Франческо здесь, в Женеве. Именно он сейчас и возник на пороге, Франческо Нори, в сопровождении синьора Сасетти, мужчины лет сорока с прямым римским носом и коротко подстриженными вьющимися волосами, который громогласно и церемонно поприветствовал месье де Флёри, после чего повернулся, чтобы сердечно поздороваться с Юлиусом и похлопать по плечу Асторре, капитана наемников Шаретти.

Асторре и прежде приходилось перевозить охраняемые грузы. Асторре привык к подобным сборищам. Асторре, как заметил Юлиус, следил за происходящим чрезвычайно внимательно, и стряпчий припомнил, что как-то раз капитан хвастался, что и сам хранит свои сбережения здесь, в Женеве. Судя по всему, месье де Флёри предложил ему по-семейному более высокую ставку, с заверениями, что его деньги не пропадут в любом случае, даже если что-то случится с компанией Шаретти. Юлиуса позабавил тот факт, что, несмотря на все его презрение к Асторре, Жаак де Флёри не брезговал его деньгами. Он явно не тот человек, который смешивает, личное отношение с прибылью. Хорошие наемники могли заработать кучу денег, — благодаря случайному везению, захвату видного пленника или просто с помощью грабежей, — так что любой банк, привлекший их внимание, мог считать, что ему повезло. И если Асторре сумеет получить хороший контракт в Италии и справится с ним, то де Флёри получит неплохую прибыль. Сам Юлиус хранил свои сбережения у Строцци. И об этом прекрасно знала Марианна де Шаретти, будь она неладна В наши дни никто не умеет хранить секреты.

Так что Асторре высидел всю встречу от начала до конца. В основном, они были заняты проверкой и выдачей расписок на товары, прибывшие из Брюгге в Женеву. После этого были осмотрены товары, следующие из Брюгге к Медичи в Италию, развернуты и разложены гобелены, а также золотая посуда. Был приглашен для знакомства и брат Жиль, но, по счастью, его избавили от необходимости демонстрировать свои вокальные данные. После этого из конюшни во двор вывели четырех жеребцов, призванных восхитить мессера Пьерфранческо.

За всем этим Жаак де Флёри наблюдал с видом высокомерного превосходства и был с управляющими банка Медичи ничуть не более любезен, чем с людьми Шаретти.

Юлиус, держа в руках бумаги, вслед за Асторре и остальными вышел во двор, чтобы полюбоваться лошадьми, и обнаружил там Клааса, который, выбравшись из стойла, помогал конюхам. Юлиус порадовался, что видит его на свободе, но одновременно не мог скрыть тревоги. В отличие от Феликса, ходячей Библии родословных и пометов, Клаас никогда не водил близкого знакомства с животными. Несмотря на все подначки двоюродного деда, весь его опыт в этой области можно было свести к тягловым волам, гончей, которую он то ли прикончил дубинкой, то ли нет, и жесткогубым лошадям, с которых он то и дело падал на всем пути до Женевы. Поэтому было совершенно поразительно, как быстро он успел привязаться к породистым жеребцам Медичи, а они — к нему. Должно быть, ночи, проведенные в конюшне на соломенной подстилке, породили некое чувство товарищества. Он то и дело таскал им лакомые кусочки, а когда подходил ближе, они тянулись к нему мордами и слюнявили уши.

Теперь жеребцов вывели перед управляющими Медичи, и Клаас, повернувшись, уже собрался было идти прочь, как вдруг Сасетти окликнул его.

— Вот это да! Я ошибаюсь, или мы с этим юношей знакомы? Клайкине?

Клаас обернулся. Вьющиеся волосы, слежавшиеся после трех недель под шлемом, были того же цвета, что ржавчина на его кольчуге. Лицо, как обычно, в синяках, и под глазом нечто, напоминающее фингал. Он широко улыбнулся.

— Мессер Сасетти.

— И мессер Нори. Верно, — подтвердил Сасетти.

От Жаака де Флёри ощутимо исходили волны ледяного неодобрения. Управляющий Медичи не обратил на это ни малейшего внимания.

— Так что, ты теперь стал солдатом? Вместе с capitano Асторре? Хочешь сделать себе состояние? — Сасетти обернулся к Юлиусу и лекарю. — Самый шустрый ребенок, какого я только видел в этом доме. Ты был настоящим кошмаром, верно? Но отличный посыльный. Мальчик на побегушках, volando. Хотел бы я, чтобы у меня в конторе рассыльные бегали с той же скоростью. Ну что ж… — Он улыбнулся ему на прощание. — А вот и наши лошади.

Лошадей он одобрил. Теперь оставалось лишь, прежде чем все они замерзнут до смерти, вернуться в дом и покончить с процедурой передачи посланий. Юлиус велел Лоппе принести пакет, вскрыл его и, развернув тяжелую промасленную бумагу, высыпал содержимое на стол месье Жаака. Восковые печати на письмах, твердые и блестящие, в таком множестве напоминали цветы.