Непобежденные. Герои Людиновского подполья в годы Великой Отечественной войны - Владислав Бахревский Страница 46

В цветах угадывали мы

Утраченную нами юность?

Не для того ль, чтоб сохранить

Ту необорванную нить,

Ту песню, что еще не спета,

И на мгновенье возвратить

Медовый цвет большого лета?

Так, прислонив к щеке ладонь,

Мы на печном, кирпичном блюде

Заставим ластиться огонь.

Мне жалко, – но стареют люди…

И кто поставит нам в вину,

Что мы с тобой, подруга, оба,

Как нежность, как любовь и злобу,

Накопим тоже седину?

– Густые стихи! – оценила Магда.

– Павел Васильев. Репрессирован.

– Еще, пожалуйста!

Мы теперь не поем, не спорим —

Мы водою увлечены;

Ходят волны Каспийским морем

Небывалой величины.

А потом – затихают воды —

Ночь каспийская, мертвая зыбь;

Знаменуя красу природы,

Звезды высыпали, как сыпь;

От Махач-Калы до Баку

Луны плавают на боку.

Борис Корнилов. Репрессирован.

– И поэтам резон быть с нами! – объявил Бенкендорф, разливая ликер. – Превосходный букет. Вы правы, отец Викторин! Листовки – молодечество юношей. Мы это прекратим быстро. Завтра в Германию увезут вторую партию парней и девиц. Двести пятьдесят человек. Дмитрий Иванов, работающий на бирже труда, – мой любимчик. Иванов, а отец у него был Иван Иванович, служит Германии вдохновенно, ибо прежняя власть надругалась над его жизнью. Иваны служат Гитлеру!

Матушка торкнула под столом батюшку.

– Граф Александр Александрович! Не к празднику такое говорить, – отец Викторин, извиняясь, поклонился графине. – Двоенко набросился на нас с матушкой в вашем доме, кричал, что мы партизаны.

– Чудовище! – согласился комендант Людинова. – Не знаю, сколько он поймал настоящих партизан, но народ он восстанавливает жестокостью своей против Германии. Впрочем, отец Викторин! Не немцы убивают безвинных, убивает безвинных русский человек, учитель. Произвести следствие, когда партизаны все время делают дерзкие вылазки, невозможно. Но вас я огражу от посягательств злодея. Вам я верю.

Это когда на земле мир, в праздники проливают вино. На войне за праздники платят пролитой кровью.

21 декабря, в день рождения товарища Сталина, Медведев, командир «Мити», отправил в Москву поздравительную радиограмму: «Железная дорога "Рославль – Киров – Фаянсовая" работает напряженно. 25 декабря сего года под Кировом подорвем эшелон. Создадим пробку. 26-го бомбите с воздуха. Операция "Ночь перед Рождеством". Митя».

Радиограмма легла на стол Сталина, Молотова, начальника Генерального штаба маршала Шапошникова и начальника Оперативного управления Генштаба генерал-майора Василевского, будущего начальника Генерального штаба, маршала, награжденного двумя орденами Победы, дважды Героя Советского Союза.

Партизаны отряда Золотухина были участниками «Ночи перед Рождеством».

Взорвали железнодорожный мост на дороге Москва – Брянск, недалеко от станции Зикеево. Эшелон, направлявшийся к Москве, пришлось разгрузить в Зикееве.

Между Кировом и Рославлем полетел под откос состав с воинской частью из Франции.

На участке железной дороги Сухиничи – Брянск была атакована и повреждена станция Судимир. В огромной пробке застряли десятки эшелонов.

Чудовищный пир для бомбовозов.

Дивизии из Франции, столь жданные немецкими генералами под Москвой, стояли на калужской и брянской землях. Танки, орудия, боеприпасы и люди подверглись уничтожительному удару с неба. То, что испытывали красноармейцы в июне-августе 1941 года, полной мерой рухнуло на немецкие головы в декабре, в дни Рождества.

А на земле били подгулявших немцев партизаны.

В Зикееве в ресторане с елкой веселились офицеры застрявшего эшелона и офицеры Жиздры. Партизаны забросали ресторан гранатами, а утром прилетели краснозвездные бомбардировщики. Эшелон был уничтожен, бомба попала в школу, где после ночного гуляния и партизанской атаки ночевали семьдесят офицеров.

А в Жиздру под видом крестьян, торгующих сеном, вошли семеро партизан на четырех санях. Вместо базара возы с сеном остановились возле полицейского управления. Очередями из автоматов все полицаи были уничтожены. К управлению на выстрелы прикатил на рысаке начальник полиции с тремя полицаями. Этих тоже расстреляли, документы и мешки с деньгами, полмиллиона, погрузили на сани быстрого рысака.

По дороге в лес партизаны сожгли лесозавод. Пиломатериалы Жиздра поставляла для фронтовых укреплений.

Но операция «Ночь перед Рождеством» имела продолжение. Командир «Мити» Медведев, хотя ночь для него была бессонной, просмотрел документы, добытые в Жиздре.

Попало на глаза заявление на имя коменданта Жиздры. Некий Львов испрашивал разрешение «до конца войны жить и работать в г. Жиздре при местной городской управе». И заверял: «Я думаю, что оправдаю доверие моего народа, работая в духе понимания великой исторической миссии германского народа, предназначенной ему Провидением».

Чекистская интуиция тотчас сопоставила «Львова» и санитара Николая Корзухина. Партизаны изловили нескольких агентов, которые на допросах признались, что их завербовал «санитар с красным крестом на рукаве шинели».

В Жиздру отправили отряд лейтенанта Царева. Отряд вел партизан Алексей Белов, бывший председатель Жиздринского райсовета. Немцам было не до Жиздры: спешно восстанавливали движение на железных дорогах, усилили охрану на станциях.

Партизаны проникли в госпиталь. Госпиталь размещался в двухэтажной школе. Здесь лежали перенесшие ампутацию советские солдаты и офицеры. Умирали от заражения крови и гангрены. Корзухина схватили в буфете, где топилась печь.

Привезли в лес. Среди его документов нашли фотографию министров Временного правительства Керенского. Один из них был отцом Корзухина-«Львова» – Владимир Николаевич, самарский помещик, обер-прокурор Святейшего Синода. За агентом СД Корзухиным, сыном Львова, Москва прислала самолет.

Так закончилась операция «Ночь перед Рождеством».

Людинову «Митины» победы аукнулись жестокостями Двоенко. Повесил шестерых «партизан» – крестьян и жителей города, всего лишь заподозренных в связях с лесом.

Русских людей слухами можно напугать. Смертью, виселицами – нет!

Лес ответил дерзостью.

Ночью на улицу Плеханова в дом Ивановых явились партизаны, обули корову в валенки и увели со двора.

Дмитрий ночевал в городе. Алексея и младших – Ивана с Валентиной – не тронули. Наталья Васильевна лесным людям слова поперек не сказала. Сердобольный партизан, забирая с печи валенки, посочувствовал: