Битва при Пуатье - Жан Девиосс Страница 46

В этом пейзаже римская трасса, главная артерия основательной сети дорог, которые подобно лучам звезды сходились в столице пиктонов, гипнотизировала и раздражала их внимание. Шириной, по крайней мере, в четыре метра, с желобом, облицованным красивыми камнями, скрепленными цементом, эта дорога очень долго тянулась вдоль правого берега Клайна, чтобы запнуться у «Старого Пиктавия», [171] запнуться, потому что Брива представляла собой первое препятствие, преграждавшее путь от Вьенны к Сенону, [172] или, точнее, к Фине. Говоря о «Vêtus Pictavi», необходимо соблюдать чрезвычайную осторожность, так как на месте расположения этого мертвого города никогда не проводилось методичных раскопок. Тем не менее, по-видимому, он имел форму параллелограмма, поднимавшегося уступами между Клайном и холмами, что возвышались над долиной Вьенны, ширина которого у разных авторов колеблется от четырехсот метров до километра.

Первоначально «Старый Пиктавий» представлял собой всего лишь mansio, настоящую почтовую станцию, какие у римлян было принято устраивать на большом расстоянии друг от друга вдоль главных дорог, mansio, где помимо ночлега можно было найти лошадей, чтобы продолжить свой путь.

Эта станция росла, пока не превратилась в своеобразную крепость с гарнизоном. Помешала ли она движению арабов? Взяли ли они ее приступом или Абд-ар-Рахман никогда не посылал туда своих всадников?

Если бы он это сделал, то переправился бы через Вьенну в районе Фина, вероятно, вброд, а может, и на лодках. А тем, кто допускает, что он покинул земли пиктонов, нужно согласиться с тем, что в этом случае он прошел через Ингранд, который веками служил границей между областями Пуату и Тура.

Действительно, название Ингранд синонимично древней границе между народами. Границы, которая поддается четкому определению по небольшому ручью, вытекающему из Уаре и впадающему во Вьенну к северу от деревни Ингранд.

Чтобы удовлетворить арабских авторов и вместе с ними тех, кто помещает битву в предместья Тура или его ближайшие пригороды, нам придется еще продлить наше путешествие.

Мусульманские ученые превращают события, приведшие к сражению, в операцию классического набега, имеющего свой прилив и отлив: «Наперекор франкам, люди Абд-ар-Рахмана напали на город Тур, чтобы предаться насилию и грабежу; но после того, как их вождь пал, правоверные отступили вместе со своей добычей».

Тем не менее они подробно рассказывают о жестокости предполагаемых боев в предместьях этого города, который, находясь под защитой своих стен, устоял: «Подобно разъяренным тиграм, они упивались кровью и грабежом, что обратило на них Божий гнев и стало причиной их несчастья».

Еще они подчеркивают масштабы сражения, разразившегося у городских ворот, говоря: «Пересекая равнину, где оно произошло, можно было слышать шорох от крыльев ангелов, которые бдели и молились на месте, навеки освященном гибелью стольких истинно верующих».

Но даже исполненный вдохновения путешественник не смог бы услыхать шелест ангельских крыльев ни в Туре, ни в его окрестностях; по всей вероятности, от такой локализации битвы нужно отказаться. Какие доводы против нее обычно выдвигаются?

Прежде всего говорится о том, что арабские историки, писавшие свои труды вдали от нашей страны и значительно позже описываемых событий, были совершенно несведущи в географии Галлии. Все эти повествования были составлены не ранее XIII или даже XV в., как, например, произведения Ибн Аль-Асира или Аль-Маккари. Возможно, в их памяти запечатлелась лишь конечная цель экспедиции – Тур и его аббатство. Тогда почему Турская базилика, которая, как и Сен-Илэр, находилась вне городских стен, была разграблена арабами? К тому же трудно понять, каким образом враждебные армии могли в течение семи дней чего-то ждать, стоя лицом к лицу, в то время как битва уже бушевала у самых ворот христианского храма.

Обычно большим авторитетом в изложении событий пользуются авторы христианских хроник. Тем не менее именно мусульманские историки вдохновили Бальзака в «Лилии» и Боссюэ с его «знаменитой битвой под Туром 725 г., в которой Карл Мартелл одержал победу над огромной армией Абдирамана», это фраза из его «Рассуждения о всеобщей истории». И если мы сознательно пускаемся в область чистой фантазии, то исключительно с целью составить максимально полное досье. Еще к этим просвещенным людям следует добавить Шатобриана, который более расплывчато и осторожно говорит о равнине между Туром и Пуатье.

Поль-Эмиль де Верон, французский историограф, умерший в 1529 г., дает нам полностью вымышленный рассказ о битве, который послужил отправной точкой для исследований Шелмелю, а затем Марконье, которые дают сражению четкую локализацию – равнины Сублене и Ате между Амбуазом и Лошем. Манускрипт, написанный неким Сидом Оснином Бер Артоном и якобы существующий в Нуэстро Сеньора де Лас Куэвас в Андалузии, хотя никто никогда его не видел, придает последний штрих достоверности свидетельству, которое никто не принимает всерьез. Брошюра под названием «Битва при Туре, в которой Карл Мартелл победил сарацин» не представляет абсолютно никакого исторического интереса. Здесь мы в царстве чистейшего вымысла.

В хрониках и анналах Франции мы обнаруживаем другое место, названное «Sanctus Martinus de Bello» или Сен-Мартен-ле-Бо. На него же указывает существующая в Туре традиция. Маан, а затем Шалмель в «Похвальном слове Карлу Великому», Жан Буше в «Анналах Аквитании», Ле Рагуа, наставник герцога Мэнского, сына Людовика XIV и мадемуазель де Монтеспан, в своей «Уроках об истории Франции», аббат Секле дю Фреснэ в «Картинах всеобщей истории» единодушно утверждают, что битва состоялась в области Тура. А в Кратком изложении военных донесений при Старом порядке мы также находим: «Тур при сарацинах, 726». В завершение этого уже длинного списка процитируем еще Родериха Хименеса: «Сражение произошло в окрестностях Тура».

По излагавшимся выше причинам ни один из этих авторов нас не привлекает, тем более что наши хронисты и летописцы предоставляют нам иную информацию, которая кажется нам неоспоримо более близкой к истине. Прежде чем перейти к их текстам, исключим историков, выражающихся слишком расплывчато, чьи комментарии можно свести к одной фразе: «На обширной равнине между Туром и Пуатье». Это касается Глотца, «Общая история средних веков», иезуита Марселлена Фуанье, «История приморских Альп» («Наказание поджидало его у ворот Турени»), президента Эно, «Новая краткая хронология истории Франции» («В сражении между Туром и Пуатье сарацины были разбиты»), Де Марля и, может быть, некоторых других, кроме Жоржа Ру, который, придавая большее значение дате, чем собственно месту, отказывается от выбора между Туром и Пуатье. Расплывчатостью также грешат Зеллер, Седилло и Итти.