В разреженном воздухе - Джон Кракауэр Страница 47

Можно допустить, что Лопсанг говорил правду, но ни Бейдлман, ни Грум, ни Букреев — все три уцелевших проводника — ничего не говорят об изменениях в планах. И если бы план по провешиванию перил был намеренно отменен, то не было бы никакой причины для Лопсанга и Энга Дорджа, уходя из четвертого лагеря, тащить по 100 метров веревки, которую каждый из них взял, начиная штурм вершины.

В любом случае, выше 8350 метров ни одна веревка не была закреплена заранее. Когда мы с Энгом Дорджем в 5:30 утра первыми дошли до Балкона, мы больше чем на час опережали группу Холла. С этого места мы могли бы легко уйти вперед, чтобы провесить перила. Но Роб совершенно однозначно запретил мне идти дальше, а Лопсанг был все еще далеко внизу, он тащил Питтман в короткой связке, поэтому здесь не было никого, кто бы мог поработать на пару с Энгом Дорджем.

Тихий и угрюмый по характеру, Энг Дордж казался особенно мрачным, когда мы сидели вместе, любуясь восходом солнца. Мои попытки завязать с ним разговор оканчивались ничем. Я предположил, что его тяжелое настроение было, возможно, следствием зубной боли, которой он мучился последние две недели. Или, быть может, он был задумчив из-за тревожного видения, которое посетило его четыре дня назад: в последний вечер в базовом лагере Энг и несколько других шерпов, в радостном ожидании штурма вершины, выпили большое количество чанга — густого, сладкого пива, сваренного из риса и проса. На следующее утро, с крепкого похмелья, Энг был крайне взбудоражен; перед подъемом на ледопад он признался друзьям, что этой ночью видел призраков. Энг Дордж, весьма впечатлительный молодой человек, был не из тех, кто мог легко отнестись к такому чуду.

А может, он просто был зол на Лопсанга, к которому относился как к клоуну. В 1995 году Холл нанял и Лопсанга, и Энга Дорджа для работы в своей экспедиции на Эвересте, и эти два шерпа не сработались вместе.

В том году, в день штурма, когда команда Холла достаточно поздно, около 13:30, дошла до Южной вершины, то обнаружила там глубокий неустойчивый снежный покров на заключительной части гребня, ведущего к вершине. Холл, чтобы определить возможность дальнейшего восхождения, послал вперед новозеландского проводника Гая Готтера и Лопсанга (предпочтя его Энгу Дорджу), и Энг Дордж, бывший тогда сирдаром шерпов-альпинистов, воспринял это как личное оскорбление. Немного позже, когда Лопсанг поднялся к основанию ступени Хиллари, Холл решил прекратить попытку восхождения и дал сигнал Готтеру и Лопсангу возвращаться обратно. Но Лопсанг проигнорировал приказ, отвязался от Готтера и продолжил восхождение к вершине самостоятельно. Холл был зол на Лопсанга за нарушение субординации, и Энг Дордж разделял это чувство со своим работодателем.

В этом году, даже несмотря на то, что они были в разных командах, Энга Дорджа вновь попросили поработать вместе с Лопсангом в день штурма вершины — и снова Лопсанг проявил себя не с лучшей стороны. В течение шести долгих недель Энг Дордж хорошо потрудился, выполняя больше работы, чем от него требовалось. Теперь, по-видимому, он был слишком измотан для того, чтобы делать больше положенного. Угрюмо глядя прямо перед собой, он сидел рядом со мной в снегу, ожидая прихода Лопсанга, а веревки так и оставались незакрепленными.

Вследствие этого, через полтора часа продвижения наверх от Балкона, на высоте 8534 метра, я попал прямо в первый затор, где восходители из разных команд столкнулись с цепью массивных скалистых уступов, для безопасного прохождения которых были нужны перила. Клиенты около часа беспокойно толпились у основания скалы, пока Бейдлман, взяв на себя обязанности отсутствующего Лопсанга, с трудом провешивал перила.

Здесь нетерпение и техническая неопытность клиентки Холла Ясуко Намбы чуть не стали причиной несчастья. Изысканная бизнес-леди, работающая в токийском отделении государственной курьерской службы, явно не вписывалась в стереотип смиренной, почтительной японской женщины средних лет. Она рассказала мне со смехом, что дома приготовлением пищи и уборкой занимался исключительно ее муж. В Японии ее притязания на покорение Эвереста считались делом второстепенной важности. Раньше во время экспедиции она была медленной, неуверенной в себе альпинисткой, но сегодня, в день штурма вершины, Ясуко кипела энергией как никогда. «С тех пор как мы прибыли на Южную седловину, — говорит Джон Таск, который делил с ней одну палатку в четвертом лагере, — Ясуко всецело сосредоточилась на вершине — она была словно в трансе». С момента, когда она ушла с седловины, Ясуко продвигалась чрезвычайно мощно, стремясь оказаться в начале вереницы альпинистов.

Сейчас, когда Бейдлман опасно прислонился к скале на высоте 30 метров над клиентами, чрезмерно нетерпеливая Ясуко пристегнула свой жумар к болтающемуся концу веревки до того, как проводник успел закрепить второй ее конец. Когда Ясуко уже была готова нагрузить веревку всем своим весом, чтобы подтянуться (что свалило бы Бейдлмана со скалы), в этот момент рядом оказался Майк Грум, он мягко отчитал ее за такую поспешность.

Толчея при продвижении по веревке возрастала с каждым вновь прибывающим альпинистом, поэтому те, кто не смог пробиться вперед, отставали все больше и больше. Поздним утром три клиента Холла — Стюарт Хатчисон, Джон Таск и Лу Кейсишк, поднимавшиеся почти в самом хвосте вместе с Холлом, — были сильно обеспокоены замедлением скорости продвижения. Прямо перед ними шла команда тайваньцев, двигавшаяся особенно медленно. «Это был подъем в странном стиле, они были очень близко друг к другу, — рассказывает Хатчисон, — почти как куски хлеба в нарезанной буханке, один за другим, что практически не давало возможности их обогнать. Мы потеряли много времени, ожидая, пока они поднимутся по перилам».

В базовом лагере, в преддверии штурма вершины, Холл размышлял о двух возможных вариантах времени возвращения — в 13:00 или в 14:00. Однако с учетом того, как он много говорил о необходимости определить четкие границы времени и следовать им во что бы то ни стало, очень странным кажется, что он так и не объявил, какое же время будет началом нашего возвращения. Мы просто поняли, хотя это и не было сказано вслух, что Холл будет оттягивать принятие такого решения до дня штурма вершины, чтобы определиться с погодой и другими факторами, а затем взять на себя персональную ответственность за возвращение каждого в назначенный час.

Утром 10 мая Холл еще не объявил, какое же на самом деле будет время возвращения. Хатчисон, консервативный по характеру, действовал в предположении, что это будет 13:00. Около 11:00 Холл сказал Хатчисону и Таску, что вершина оставалась все еще в трех часах ходу, и тогда Хатчисон напряг все свои силы, чтобы попытаться обойти тайваньцев. Он рассказывает: «Казалось все менее правдоподобным, что у нас есть шанс дойти до вершины до часу дня, назначенного временем возвращения». Последовала короткая дискуссия. Кейсишк сначала отказывался признать поражение, но Таск и Хатчисон были убедительны. В 11:30 трое мужчин развернулись и направились вниз, а Холл послал с ними вниз шерпов Ками и Лхакпу Чхири.

Решиться на спуск было крайне тяжело для этих троих клиентов, так же как и для Фрэнка Фишбека, повернувшего назад на час раньше. Занятия альпинизмом приучают мужчин и женщин упорно достигать своих целей. На этой завершающей стадии экспедиции мы все были подвержены таким страданиям и риску, под влиянием которых наиболее уравновешенные члены команды отправились назад, к давно забытому дому. Чтобы дойти так далеко, необходимо было быть очень упрямым человеком.