Амбарцумян - Юрий Шахбазян Страница 47

Филиал Ленинградского университета в Елабуге

Амбарцумян сразу же приступил к делу. Была выбрана группа научных работников, которые вошли в новое подразделение — филиал ЛГУ, подготовлено соответствующее оборудование, и в середине июля всё уже было готово к эвакуации. Личный состав состоял примерно из семидесяти сотрудников и их семей. Оборудование разместили в товарных вагонах. Амбарцумян с семьёй выехал из Ленинграда 17 июля, также расположившись в товарном вагоне. Вместе с ним были жена, которая ждала ребёнка, трое малолетних детей, отец, мать и сестра с маленьким сыном.

Так началась эвакуация, которая, согласно плану, должна была закончиться в Казани. Поезд подолгу стоял на остановках, и потребовалось десять дней для того, чтобы достичь цели — станции Казань. Согласно плану эвакуации, разработанному ещё до войны, в Казани филиал ЛГУ должны были поместить в здании Казанского авиационного института. Однако составители планов не предусмотрели эвакуацию московских учреждений. Выяснилось, что в авиационном институте в Казани уже начали работать несколько московских учреждений, включая ЦАГИ [119], и он уже не мог вместить филиал ЛГУ. Вопрос его размещения могли решить только в Москве. Тогда Амбарцумян решил попытаться, хотя бы на несколько дней, поместиться в здании Казанского университета. Но оказалось, что в университете ждут московскую Академию наук, куда уже прибыла часть сотрудников центрального аппарата, и через несколько дней ждали полный состав из многочисленных академических институтов. Для москвичей в большом зале университета уже было расставлено более сотни кроватей.

Однако ректор Казанского университета благожелательно отнёсся к ленинградцам. Он согласился принять их на несколько дней, пока Центральная эвакуационная комиссия решит судьбу филиала. Ленинградцы вошли в здание Казанского университета и разместились на приготовленных пустых кроватях.

Амбарцумян немедленно выехал в Москву, где и решилось, что филиал должен обосноваться в Елабужском учительском институте.

В конце августа филиалу дали целый корабль, и ленинградцы по Волге и Каме прибыли, наконец, в Елабугу. Городские власти Елабуги отнеслись к ним с большим вниманием. В это время Елабуга была рядовым районным центром и была населена не очень плотно. Поэтому их смогли поместить в домах, принадлежащих жителям города.

Более чем уместно упомянуть об одном поэтическом «творении» профессора Долгова — коротенькой «эпопее» странствования филиала из Ленинграда в Елабугу:

Мы не успели ахнуть, с того начну рассказ, Как нас эвакуакнуть с верхов пришёл приказ. В ужасном беспорядке, занявши все углы, Валялися манатки, баулы и узлы. И в светлый день июля — двадцатого числа Моторная кастрюля всё это увезла. На солнечном перроне легла от складов тень, В заплёванном вагоне прошёл последний день. В вагон настлали нары, давно угас закат… Прощай мой город старый — любимый Ленинград! С тобой порвались нити, но в сердце увезём И дом на Гоголь-стрите, и горку с хрусталём! Друзей нам милых речи за чашей круговой И с кем-то чьи-то встречи над розовой Невой! Свист хриплый паровоза, чугунный звон колёс, Плывут назад берёзы, заводы и откос! Видали за Любанью, как на земле лежит Отменнейшею дрянью разбитый «мессершмитт»! Хоть в сердце есть тревога от птицы в синеве, Мы всё же — слава Богу! — приблизились к Москве. Оставив Бологое, зари встречаем свет; Опасность? Всё пустое! Её здесь больше нет! Как всё на свете бренно! Что слово? Звук пустой! И вечером сирены завыли над Москвой. За рощею зенитки, уставившись в зенит, За дерзкие попытки стреляли в «мессершмитт». Стемнело. Вновь тревога, опять сирен гудки! Тут сердце нам немного сдавило от тоски. Фашистские вампиры устроили налёт: Прожекторов ракеты чертили небосвод. Трассировали пули, зенитки били в цель! Тут малость мы струхнули и побежали в щель! Всю ночь рвалися бомбы, мы думали: «Увы! Скорее! Хоть пешком бы смотаться из Москвы!» И жались словно кошки; на третью ночь увёз Под самою бомбёжкой нас тайно паровоз! Усиленным аллюром пыхтел по рельсам он. И вот в былинный Муром доставлен эшелон. Здесь страха нет, бесспорно, но нам не угодишь! Пропахло всё уборной от почвы и до крыш. Был ярок на восходе лик солнца, как герань, При солнечной погоде мы въехали в Казань. Вот башня Сюимбеки за белизной стены, И церкви как калеки комолые видны. Немного повозили по поездным путям, И вдруг остановили среди помойных ям. Мы этаким манером глядим туда-сюда: Постройки из фанеры и беженцев орда. Был очень образцово отцеплен паровоз. «Давно ль из Могилёва?» — нам задают вопрос. Казань нас не пускает, в Казани места нет! А наши отвечают: «Мы Ленуниверситет!» — «А мы без направленья не можем вас принять! Извольте в воскресенье обратно уезжать!» Казань нас не пускает, в Казани места нет! Хоть наши им вещают про Ленуниверситет! Так нас без документов никто не принимал. Флер свежих экскрементов пять дней носы ласкал! Весьма непринуждённо стал дождик поливать. Тогда-то из вагонов нас стали вытряхать. С прокисшего вокзала деваться нам куда ж? На актовое зало пошли мы в абордаж! В вечерней этой схватке держали за грудки, И били под лопатки тараном сундуки. Ну, должен я признаться — Москве держаться где ж? Пробили ленинградцы в рядах швейцаров брешь! И в актовое зало, не тратя лишних слов, Внесли с собой не мало — пять тысяч сундуков! К досаде Академии, с победой на лице, Устроились на время в рогожном мы дворце. С балконного помоста за Волгой лес синел! И дни скользили просто, с тревогой, но без дел! Но думалось в палаццо рогожном сём с утра, Как будто приниматься за дело нам пора! Однажды утром алым раздалось там и тут, Что нас всем филиалом в Елабугу везут. В рогожном светлом зале на эту новость все «Елабуга!» вскричали: «Где это? Кес ке се?» Про сей приют на Каме ни вы, ни он, ни я — Мы в Ленинграде с вами не слышали, друзья! Но ловкий мальчик Вильнер уже отъезду рад! Толкует всем умильно про коз и поросят! Как миги жизни ярки — прекрасная пора! Профессорши — в доярки, в колхоз — профессора! В Елабугу — как грустно… Но выполнить сей план Приказывает устно Виктор Амбарцумян! В Елабуге унылой — судьба нам зимовать! Тут бросились все мыло в Казани закупать! И на базаре бодро искали каждый час Топор, ухваты, вёдра, кастрюли или таз. На улицах немало дивилась детвора, Как ржавые мангалы несли профессора. И было утро чисто, омытое от снов. Поехали на пристань пять тысяч сундуков!

Семья Амбарцумянов поместилась в доме, в котором с ними жили и хозяева. Дом был расположен на возвышении, близко к берегу Камы. Здесь им выделили две не очень тёплые комнаты. Кроме того, около входа был маленький закуток, где помещалась кровать самого Амбарцумяна. Зимой в Елабуге морозы достигали 45 градусов. Здесь они прожили два с половиной очень трудных года. В особенности трудной была первая, очень свирепая зима. Не было тёплой одежды, и питались одной заварухой из муки. Дети, естественно, часто болели.