Босфорский поход Сталина - Сергей Захаревич Страница 48

Исаев пытается объяснить возникновение слухов о «бронебойных» атаках польской кавалерии на основании всего лишь одного эпизода, причем используя польскую трактовку событий. Дело в том, что указанный эпизод (который, может статься, и не имел в виду Гудериан) был явно списан из донесений польских командиров.

Для начала отметим, что польская конница действительно не отличалась от советской, по крайней мереводном: как и советская, она носила статус ударного рода войск.

В конце 1930-х единственными государствами, в которых кавалерию планировалось использовать в крупных операциях, что называется, на острие удара были СССР и Польша (к слову, Поморская бригада входила в состав армии «Модлин», которая перед самым наступлением немцев была развернута у границ Восточной Пруссии и по замыслу польского командования, в случае войны с Германией, должна была, совместно с оперативной группой «Нарев», наступать на Кёнигсберг).

Армии большинства государств уже использовали лошадей, в основном, в качестве транспорта — уровень механизации в 1930-х был еще относительно невысок. Отдельные линейные кавалерийские соединения действовали (или предназначались для действий) на местностях со сложным рельефом, малоподходящим для авто- и бронетехники (кавалерийские подразделения подобного рода до сих пор существуют, в частности, в Боливии). Однако повсеместно крупные кавалерийские части расформировывались или переводились в разряд вспомогательных (собственно, этот процесс начался еще в Первую мировую), в Германии, Великобритании, Франции и США с середины 1930-х кавалерийские корпуса, дивизии и полки стали превращать в механизированные соединения. И только в Польше и СССР конница, наряду с пехотой и танками, являлась основным наступательным родом войск.

«В мирное время мои функции заключались в руководстве боевой подготовкой частей округа и отдельных танковых бригад, предназначенных оперативным планом к совместным действиям с конницей. В случае войны я должен был вступить в командование конно-механизированной группой, состоявшей из 4–5 дивизий(!) конницы, 3–4 отдельных танковых бригад и других частей усиления» [27, с. 162].

«На самом деле польская кавалерия по тактике своего применения ничем не отличалась от советской конницы тех лет. Более того, в польской кавалерии (но не в советской. — С.З.) конная атака не являлась регламентированным видом боевых действий. Согласно «Обшей инструкции для боя» 1930 г., кавалерия должна была совершать марши в конном строю, а сражаться — в пешем» [33, с. 145].

Зададимся одним простым вопросом — зачем создавать классические кавалерийские соединения? Для того чтобы потом заставлять конников сражаться в пешем строю и вести бой, к которому кавалерийская дивизия совершенно не приспособлена по причине своей неполноценности? Ведь все кавалерийские формирования создавались в мирное время; если стране требовалась мобильная пехота, то кто мешал создавать полноценные стрелковые части и сажать их на автомобили и бронетранспортеры (в военное время создание таких частей требовало времени и затрат)?

Теперь по поводу боя кавполка Поморской бригады. Пехотный батальон вермахта — слишком серьезная боевая единица с серьезными огневыми возможностями (это не отделение, не взвод и даже не рота), для того чтобы представить его разбегающимся под саблями трех эскадронов поляков. Почему немцы стали бегать по полю, вместо того чтобы укрыться в лесу, в трехстах метрах от опушки которого они находились? Каким образом бронемашина и пушка (!) немцев смогли открыть прицельный огонь по польским всадникам, без риска попасть по своей, якобы мечущейся, пехоте, которая на «своих двоих» оторваться от кавалеристов естественно не могла? Каким образом бронемашины и орудия немцев так кстати расположились в лесу (в засаде?), в то время как личный состав немецкой инфантерии «забивал косяки» в чистом поле, безо всякого охранения, в двух шагах от линии фронта? Что за бронемашины открыли огонь по полякам (тип, количество)? Может быть, это были не бронемашины, а танки Pz.Kpfw.I, вооруженные пулеметами? Где данные о немецких потерях, понесенных в «сабельной рубке»? Для составления полной картины необходимо свериться с немецкими источниками.

Командир польских улан действовал бестолково и, заметьте, вовсе не в пешем положении. Если бы поляки спешились, а также грамотно использовали имевшиеся у них в наличии огневые средства, то, используя численное превосходство и тактическую инициативу, они имели бы больше шансов нанести немцам хотя бы локальное поражение. Вместо этого — полный конфуз и тяжелые потери. Вся история с «рубкой зазевавшегося батальона» — плод фантазии офицеров уланского полка, написавших липовый рапорт о бое, опасавшихся, видимо, получить нагоняй за «гениально» проведенную операцию.

В любом случае легенда (а не миф) о боях кавалерии с танками родилась не из этого смехотворного, по большому счету, эпизода. Эту легенду породило столкновение осенью 1939 года на полях Польши двух разных концепций, тактики XX и тактики начала XIX веков (даже не Первой мировой), столкновение, приведшее к целому ряду совершенно немыслимых эпизодов, как, например, тому, непосредственным участником которого был один из лучших пилотов штурмовой авиации Люфтваффе оберет (полковник) Отто Вайс.

«Наступление 1-й танковой дивизии развивалось гладко. Однако вскоре одна из соседних дивизий сообщила, что ее атакует польская кавалерия, и эскадрилья Вайсса (4.(Sch)/LG 2. — С.З.) получила приказ взлететь. «Хеншели» (Hs-123. — С.З.) появились над полем боя как раз в момент начала второй атаки польских кавалеристов. Вайсс был потрясен увиденным зрелищем.

Поляки атаковали на полностью открытой равнинной местности (где же «пеший бой кавалерии»? — С.З.). Вайсс приказал своим пилотам рассредоточиться по фронту с интервалом 60–80 метров между самолетами. Снизившись, Hs-123 атаковали кавалерию на фронте длиной около километра. Это было похоже на упражнение на полигоне. Польские кавалеристы, попавшие под плотный огонь пулеметов «Хеншелей», выглядели с воздуха словно игрушечные солдатики, сбиваемые с ног кулаком маленького капризного мальчика.

Пройдя над головами кавалеристов, «Хеншели» приблизительно в двух километрах позади них развернулись и снова атаковали, поливая их из пулеметов. Атака польской кавалерии окончательно захлебнулась. На всем обратном пути на аэродром и после посадки ни один из пилотов Вайсса не проронил ни слова. Перед их глазами все еще стояло это ужасное побоище — результат смелой, но совершенно бессмысленной атаки польской кавалерии» [31, с. 388].

Подобных эпизодов осенью 1939 года хватало, отсюда и возникновение легенды о польских жолнерах, отчаянно ломавших о крупповскую броню свои клинки и пики.

Кстати о пиках. Согласно статье в Большой советской энциклопедии, пики в РККА состояли на вооружении кавалерии до 1931 года. Однако лично приходилось слышать свидетельства ветеранов-кавалеристов о том, что тяжелая пика являлась штатным оружием, наряду с шашкой, бойцов стратегической конницы вплоть до начала Великой Отечественной войны.

Вернемся в середину 1930-х.

«Следующим шагом стало обличение кавалерии Красной Армии и кавалеристов в руководстве советских вооруженных сил. Тот же Пикуль с недетской яростью набрасывается на кавалеристов: «Все это было, к великому сожалению. «Моторизация» на словах, а на деле — кобыла в упряжке. Между тем, адептов верховой езды было немало, и Буденный открыто возвещал: