Потемкин - Наталья Болотина Страница 48

Особый интерес проявлял Потемкин к церковным вещам и книгам, находящимся под его «смотрением». Еще в 1774 г. он брал для переделки ризу Чудова монастыря, а находясь во главе Оружейной палаты, князь заботился о сохранности и описании церковной утвари. По предложению Потемкина часть ветхих вещей, которые, по его мнению, «столь обременяют смотрителей, что и взыскать не можно», были розданы по церквям, а для «украшения “большого Успенского собора” из Оружейной палаты отданы образа».

20 декабря 1775 г. Екатерина и императорский двор отправились в Петербург, в Царское Село императрица прибыла в ночь с 23-е на 24-е, причем последние 164 версты от Новгорода она ехала без остановки, разместившись в дорожных почивальных санях; впереди посменно сидели два кавалергарда, а сзади — по два придворных лакея. Уже в конце января 1776 г. в отношениях Екатерины с Потемкиным начался кризис, не оставшийся без внимания сторонних наблюдателей. В это время императрица сближается со своим новым секретарем П.В. Завадовским, рекомендованным именно Потемкиным. Любопытно, что он сумел сделать самостоятельную карьеру уже после окончания фавора: много занимался вопросами просвещения и организацией системы образования, а при Александре I стал первым российским министром образования. Английский поверенный в делах Оак доносит в Лондон в январе 1776 г.: «Императрица начинает видеть в другом свете вольности, которые позволяет себе ее любимец…» Читая переписку Екатерины с Потемкиным за февраль — июнь 1776 г., понимаешь, что это один из самых драматичных моментов, во всяком случае в жизни фаворита: он не раз срывается, угрожая уйти со всех постов, или настаивает на удалении Завадовского. Проявляя поразительное терпение, Екатерина делает все, чтобы сохранить Потемкина в системе власти: «Прочитав, душатка, твои письмы, нетрудно решиться: останься со мною. Политичны же твои предложения все весьма разумные»; и в другом письме: «Когда ни поступки, ни слова не могут служить доказательством, тогда или воображение наполнено пустотою и своенравием, либо подозрением равномерно пустым, как бы то ни было, не имев на сердце, ни за душой оскорбительной для тебя мысли, пребываю в надежде, что бред сей наискоре кончится, чему истинная пора». Надо признаться, Потемкину было чего опасаться: он хорошо знал всемирную и русскую историю, да и видел судьбу Григория Орлова и других. Он мог лишиться всего.

Трагичность ситуации, нерешительность Потемкина и его неровное поведение было замечено многими при дворе. Эти смутные дни в жизни фаворита Екатерина Михайловна Румянцева описывала в письмах к мужу, им небезразлично было положение Григория Александровича при дворе — уйдет он, и неизвестно, чего ожидать от нового фаворита. «…Ты, батюшка, пишешь, чтобы я тебе писала, что найду примечательного, — докладывает фельдмаршалу графу Румянцеву 27 февраля 1776 г. из Царского Села его жена, пристально следящая за придворной жизнью, — истинно сказать, что так мудрено, непонятно здесь видеть, а заочно, чаю, и мудренее кажется. Григорий Александрыч по наружности так велик, велик, что захочет, то сделает. Третьего дня, в вечеру уже это было, на братнином дежурстве, чтобы конную гвардию отдали в команду, что как полк весь этот опустился. Это было поутру, что дала приказ писать, а там остановили, опять в вечеру послали, а многие уверяют, что горячность уже прошла, та, которая была, и он совсем другую жизнь ведет; вечера у себя в карты не играет, а всегда там прослуживает, у нас же на половине такие атенции в угодность делает, особливо по полку, что даже что на покупку лошадей денег своих прислал 4000 р., и ходит с представлениями, как мундиры переменять и как делать и все на апробацию. Вы его бы не узнали, как он нонеча учтив предо всеми. Веселым всегда и говорливым делается, видно, что сие притворное только; со всем тем, чего бы он ни захотел и ни попросил, то, конечно, не откажут». Потемкину не только не отказывали в просьбах, но Екатерина искала всяческие способы, чтобы смягчить горечь разрыва. 2 мая 1776 г. она писала русскому посланнику в Варшаве графу Стакельбергу: «Желая отблагодарить князя Потемкина за заслуги, оказанные им государству, и намериваясь предоставить ему герцогство Курляндское», далее следовала инструкция императрицы о том, как довести дело «до объявления герцогского стула вакантным». Но проект этот так и не был реализован.

Екатерина II — мудрая самодержица и опытный руководитель — не хотела терять столь способного «выученика», чей потенциал обещал большие выгоды для России. Свидетельством окончательного примирения и понимания Потемкиным своего положения является его письмо Екатерине, где он сам формулирует свое жизненное кредо: «Моя душа бесценная, ты знаешь, что я весь твой и у меня только ты одна. Я по смерть тебе верен, интересы твои мне нужны, как по сей причине, так и по своему желанию. Мне всево приятнее твоя служба и употребление заранее моих способностей…»

Фаворит не упал, как ожидали многие, его могущество и влияние возрастало соразмерно производимым успехам в решении вопросов государственного управления, внутренней и внешней политики, проведения военных реформ. С каждым днем Екатерина получала новые подтверждения правильности своего выбора.

Продолжал исполнять Григорий Потемкин при дворе и должность генерал-адъютанта, представляя нередко, как когда-то его Григорий Орлов, новых любимцев Екатерине II, но теперь почти все они были его протеже. В целях обеспечения безопасности и спокойствия в покоях императрицы в сентябре 1779 г., во время своего дежурства во дворце, он сообщил капралу караульного Кавалергардского корпуса «Дворцовый приказ»: «Строжайше наблюдать, чтоб в той комнате, где кавалергардский пост состоит, от приходящих в оную, какого б звания и чина ни были, подобающее двору благочиние соблюдаемо было, и чтоб не токмо ни малейшаго безчинства, но и шуму не происходило, в чем как самому господину капралу и часовым строго смотреть, и есть ли бы кто выходить стал из благопристойности, то о таковых немедленно докладывать дежурному генерал-адъютанту». К приказу был приложен список почти из 200 человек, допускаемых во дворец, в том числе разрешалось «во время балов и концертов пропускать во внутренния комнаты княгиню Дашкову и детей ея, дочь и сына Семеновскаго полку капитана», — Потемкин неизменно благоволил к Екатерине Романовне.

Незыблемость положения в окружении императрицы, его политическое влияние и значение постепенно становились аксиомой придворной жизни, и при всех тех колкостях, которые позволяли себе многие вельможи и фавориты Екатерины II в переписке с другими лицами, в официальной жизни и письмах к светлейшему соблюдалась необходимая почтительность и соответствующий пиетет. В 1778 г. сменивший Потемкина в покоях императрицы П.В. Завадовский пишет П.А. Румянцеву из Петербурга о том, что «князь ГП (Григорий Потемкин. — Н.Б.) не имеет против себя балансу». Неизменность доверия Екатерины и продолжение ее благосклонности удивляют многих, такого еще не бывало при дворе: меняется фаворит, прежний уходит в тень. А здесь Потемкин получает все новые и новые знаки внимания императрицы, Завадовский пишет о добрых словах Екатерины по случаю заложения города Херсона и ее желании изготовить специальную медаль на память этого происшествия. Не без тени зависти он замечает: «Во все века редко Бог производил человека столь универсального, каковым есть князь Потемкин: везде он и все он…»