Лжегерои русского флота - Владимир Шигин Страница 49

Отношение Русского консульства в Галаце в Бессарабское губернское жандармское управление, 4 июля 1905 года: «Императорское консульство имеет честь просить вас, милостивый государь, благоволить оказать зависящее содействие при переходе через границу предъявителю сего, Андрею Корнееву Трубникову, 22 лет, добровольно явившемуся в сие Консульство и показавшего следующее: что он, Андрей Трубников, крестьянин Самарской губернии, Николаевского уезда, Хоросянской волости и деревни, где ныне проживают его жена Мария, 18 лет, отец Корней, мать Варвара и браться Степан и Иван Трубниковы. Что, состоя на службе матросом-учеником сигнальщиком на броненосце „Князь Потёмкин“, по возникновении бунта 12 июня с.г. на названном броненосце против начальства, он, Андрей Трубников, против своей воли был принуждён товарищами принять участие и что, каясь в том ныне, он, Андрей Трубников, желает отправиться в Севастополь в 6 роту 36 экипажа, предстать перед судом, просить о своём помиловании и после продолжать службу. Для чего и просит выдать ему настоящее свидетельство».

Когда первые российские представители поднялись на борт брошенного броненосца, их глазам предстала жуткая картина — «Потёмкин» был совершенно разграблен. Кто разграбил «Потёмкин», в точности не ясно. Потёмкинцы в своих мемуарах дружно пишут, что они не взяли с броненосца ничего. В то же время на имеющихся фотографиях все они сходят с корабля, таща на себе огромные баулы. Ну а затем на броненосец ринулись вороватые румыны, которые уж точно не оставили там ничего, что только можно было утащить. Думается, на самом деле в разграблении корабля постарались и те и другие.

26 июня в 10 часов утра на рейд прибыл отряд из Севастополя — броненосцы «Чесма», «Синоп» и миноносцы № 261, 262, 264, 265. Около полудня из Бухареста было получено разрешение на передачу корабля. После церемонии спуска румынского флага и подъёма Андреевского, палубу «Потёмкина» окропили святой водой, был отслужен молебен. Николай Второй в те дни писал в своём дневнике: «Дал бы Бог, чтобы эта тяжёлая и срамная история поскорее окончилась».

Командир отряда контр-адмирал Писаревский при всей своей ненависти к бунтовщикам остался объективен: «Есть основания подозревать, но установить достаточно точно не удалось, что частью судового имущества воспользовались румыны и что они же затопили машинное отделение. В продолжение всей ночи на „Потёмкине“ находилась масса румынских офицеров, светивших всю ночь боевыми фонарями», — докладывал адмирал главному командиру. Ему вторил и назначенный временно командиром броненосца лейтенант А.А. Янович. Отметив, что в числе пропавших вещей и предметов снабжения оказались восемь ящиков с полным комплектом инструментов для приборов управления артиллерийским огнём, и описав тот «разгром и расхищение», которому подверглась подшкиперская, он высказывает мнение, что «вряд ли эти вещи понадобились команде, стремящейся спасти свою свободу и в то же время бросившей свои вещи».

Как подтверждал Янович, «главной заботой вместе с переборкой котлов стала откачка воды из более чем на два метра затопленного (через открытые краны для заливания подшипников) машинного отделения». К работе по подготовке броненосца к походу и приступила временная команда корабля: матросы с «Чесмы», «Синопа» и 47 членов команды «Потёмкина», включая всех кондукторов, явившихся на корабль и решивших вернуться на родину.

26 июня в 14 часов спустили румынские флаг, гюйс и вымпел, в 14 ч. 10 мин. подняли вместо них русские флаг, гюйс и вымпел и, отслужив по этому случаю получасовой молебен с окроплением корабля святой водой, приступили к неотложным ремонтным работам.

Из сообщений прессы: «Севастополь, 26, VII. Сегодня получено известие, что к берегам Евпатории прибило четыре тела жертв мятежа на „Потёмкине“… У Тендровского маяка всплыло на поверхность моря три человеческих трупа. Тотчас в Тендровский залив отправился военный транспорт „Гонец“ с тремя гробами. Тела были уже на берегу, в истерзанном виде, разложившиеся. Однако командиру транспорта Толмачёву и офицерам удалось распознать тела бывшего командира „Потёмкина“ капитана 1-го ранга Голикова и офицеров броненосца, лейтенантов Григорьева и Неупокоева».

Говорят, что, узнав о страшной смерти своего старого знакомого Голикова, Николай Второй был очень расстроен. Факт смерти командира «Потёмкина» он занёс в свой дневник. Мог ли он тогда представить, что минует тринадцать лет и он сам со своей семьёй будет подвергнут столь же страшной ритуальной казни…

Днём 28 июня на «Потёмкине» завели поданные с «Синопа» буксиры, снялись с якоря, и в 19 часов 20 минут корабль в сопровождении «Чесмы» и миноносцев повели в Россию. Со скоростью от трёх до шести миль в час, четыре раза оборвав буксиры, два дня и две ночи шёл «Потёмкин» к берегам России. В пять часов утра 1 июля «Потёмкин» отдал якорь в Южной бухте. В жизни эскадренного броненосца «Князь Потёмкин-Таврический» начиналась новая глава.

В тот же день когда «Потёмкин» бросил якорь в Севастопольской бухте, на городском кладбище города состоялись похороны его командира. По иронии судьбы в 1917 году гранитный постамент на могиле капитана 1-го ранга Голикова был перенесён на кладбище Коммунаров и на нём сооружён памятник лейтенанту Шмидту. Несколько лет спустя на могиле командира «Потёмкина» кто-то неизвестный снова установил скромный памятник, который чудом уцелел до наших дней.

Разумеется, что вершиной пропаганды о восстании на «Потёмкине» всегда был и, видимо, уже навсегда останется знаменитый фильм Сергея Эйзенштейна «Броненосец „Потёмкин“», прогремевший в 20-е годы XX века по экранам всего мира и названный (в силу определённых причин, о чём мы уже писали выше) «лучшим фильмом всех времён и народов». А потому и ныне именно кинематографическая версия Эйзенштейна является наиболее известной в народе. Безусловно, фильм «Броненосец „Потёмкин“» талантлив, но это фильм особого жанра — историко-фантастического, и к реальным событиям июня 1905 года на палубе реального броненосца «Князь Потёмкин Таврический» он не имеет никакого отношения.

Романтизирование мятежного броненосца началось уже в 1905 году. Причём если Ленин назвал «Потёмкина» весьма сухо и по-деловому «непобеждённой территорией революции», то некто Боровский на страницах бундовской газеты «Пролетарий» присвоил ему поэтичный титул корабля-скитальца: «Сколько трагической поэзии в судьбе этого скитальца, дни и ночи обречённого носиться по далёкому морю, одинокого, отрезанного от друзей, преследуемого врагами. Зловеще смотрят убийственные жерла пушек, день и ночь стоит на часах зоркая стража, каждую минуту готова команда идти в бой, — враг не решается подойти к этой плавучей крепости, — нет приюта отважным, берег враждебно отталкивает их от себя, грозя гибелью, и только море, не знающее цепей рабства, протягивает братские объятия, этим борцам за свободу».

Не намного дальше пресловутого фильма «Броненосец „Потёмкин“» ушла и «народно-героическая» опера «Броненосец „Потёмкин“» — вершина послереволюционного маразма, созданная композитором Чишко. В опере, разумеется, все только и делают, что поют. Заламывая руки, голосят и убийцы, и их жертвы. Григорий Вакуленчук, как и положено положительному герою-страдальцу, поёт басом, а его жена Груня, некая «партийная работница», — меццо-сопрано. Если зверски убитые капитан 1-го ранга Голиков и старший офицер Гиляровский поют первый — низким басом, а второй — бас-баритоном, то их убийца Матюшенко очаровывал слушателей своим лирико-драматическим тенором.