Аттила. Собирается буря - Уильям Нэйпир Страница 49

Аттила приказал спешиться, выстроиться в линию и указал на кучу обычных крестьянских инструментов.

— Доблестные воины, — сказал он, — пора вам узнать, как копают яму.

Когда гунны уже едва не падали от усталости, появилась новая задача. Аттила велел своим людям снять таинственные узлы, завернутые в холст, которые каждый вез на вьючной лошади. Жители деревни увидели, что все это время животные несли по три просмоленных дерева из северных лесов. Здесь почти не было растительности, поэтому такое большое количество деревянных столбов многих удивило. Но они не были предназначены для костра.

Аттила велел детям принести кувшины с водой из горького озера и вылить содержимое, чтобы смочить потрескавшуюся и затвердевшую землю. Когда она стала достаточно мягкой, каган сам показал, ловко воспользовавшись колотушкой с железным наконечником, как, сильно ударив несколько раз, установить каждый столб под большим наклоном к поверхности почвы. Аттила своими руками поместил стволы деревьев в круг, в чащу с шипами.

— Внутрь, мой господин? — с сомнением в голосе спросили озадаченные воины.

— Внутрь, — ответил он. — Столбы не горят, в отличие от колючек, которые пламя охватит быстро, — Аттила посмотрел в сторону, — раньше или позже.

Гунны не понимали своего предводителя, но, ворча, делали все, что он велел. Этот безумец, как тихо шептались между собой крестьяне, уже зарезал одного из кутригуров, словно желал рассердить все племя. С тем же успехом можно разворошить улей или потревожить стадо бизонов и побежать на них, будучи беззащитным и обнаженным, размахивая руками и громко крича. На что надеяться? В чем смысл? Аттила зарезал кутригура и затем вернулся сюда в поисках убежища.

Охваченные радостью, крестьяне устроили ночной пир, но теперь, при свете холодного дня, начали снова задумываться. И сомневаться. Аттила был безумцем с сардонической улыбкой и громовым смехом. Он любил неприятности, подобно шаману, который говорит фразами с обратным порядком слов, ездит задом наперед на лошади, плачет, когда остальные смеются, и смеется, когда остальные плачут.

Однако что-то в этом грозном безумце заставляло верить в него.

Аттила приказал жителям деревни пригнать как можно больше скота в середину чащи шипов и поставить как можно больше разных сосудов со свежей водой. Затем заставил разобрать одну лачугу, притащить деревянные стены, положить их в колючий круг и снова построить в форме грубой палатки, достаточно большой, чтобы вместить всех крестьян общим количеством пятьдесят или шестьдесят человек, которые проползли бы туда на руках и коленях, устроившись, словно селедки в бочке. Это немудреная защита против вражеских стрел, но ее должно было хватить.

Наконец работу завершили, и Аттила кивнул с видимым удовлетворением. Теперь чаща с шипами возвышалась в человеческий рост, а то и выше.

— Есукай, — позвал каган.

Нетерпеливый молодой воин подъехал поближе. Аттила кивнул на колючие заросли:

— Перепрыгни.

Есукай похлопал коня по шее, но не решался.

— Мой господин, слишком высоко. И столбы…

— Тогда возьми галопом.

— Но я не могу скакать галопом через те валуны.

Аттила кивнул и улыбнулся:

— Да, действительно так…

* * *

После скудного завтрака на следующий день Аттила отвел Гьюху и Кандака в сторону и что-то тихо сказал им. Затем отправил прочь с еще двадцатью гуннами, целым стадом из сотни вьючных лошадей и всеми оставшимися вещами, кроме двадцати боевых коней. Теперь даже самые верные из избранных выглядели обеспокоенными и смутившимися. Они не только должны копать ямы в земле, как простые крестьяне, но сейчас, как казалось, сражаться, стоя на ногах, ведь теперь любимых лошадей отняли. Воины долго смотрели, как Гьюху, Кандак и остальные вели лошадей далеко по плоскогорью на юг, потом достигли линии горизонта и скрылись из виду.

Конечно, Аттила оставил себе коня. Он оседлал любимого, задиристого и неутомимого пегого жеребца Чагельгана, и ближайшие из спутников последовали примеру своего предводителя. Вместе с Орестом верховный вождь поехал впереди, а Чанат и Есукай позади везли зарезанного кутригура, по-прежнему привязанного к длинному шесту, подвешенному между лошадями.

— Мы вернемся до того, как наступит полдень, — крикнул Аттила гуннам и обеспокоенным жителям деревни. — Как и Будун-Бору!

И он засмеялся.

Отряд поехал по лугам, миновав зловещий высокий ров из сланцеватой глины, а далее направился к равнине, держась реки. Он не остановился, хотя у трех воинов скрутило желудок от боли. Руки, схватившиеся за вожжи и луки, покрылись капельками пота, как кожа головы и верхняя губа, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. Без сомнения, придется погибнуть сейчас, прямо сегодня. Но так гунны думали и раньше, но, подчиняясь приказам Аттилы, продолжали жить.

Отряд медленно и спокойно провел лошадей по равнине через реку. Остался позади огромный лагерь из черных палаток, откуда шел темный дым. Утренний воздух был неподвижен. И люди, и животные могли чувствовать запах едкой копоти, конюшни и даже как будто самого присутствия племени. Воины добрались до последнего холма — последнего возможного места для убежища и укрытия. Именно там Есукай вспугнул куропаток. Впереди и внизу, на краю лагеря, появилось ощущение полной незащищенности, будто воины превратились в младенцев. Гунны попытались не сжимать луки слишком крепко.

Каменистый ритуальный путь вел со склона к лагерю. Воины обошли его и поехали кругом. По сторонам дороги стояли ряды столбов, и на каждом висела человеческая голова. Коршуны и вороны клевали остатки. Повсюду виднелись колдовские тотемы, распятые птицы, приколотые к крестам, статуэтки из перьев и меха. Из деревянных масок зияли пустые глазницы, рты были широко раскрыты и искажены в безмолвном крике ужаса. Чанат осмотрел их и вздохнул через сжатые зубы. Такое зло не смоешь много лет.

Кутригуры, чья мощь и слава не вызывала сомнений, не выставляли караульных. Четыре всадника уже почти вплотную приблизились к лагерю и при этом оставались незамеченными. Затем один или два человека молча пошли по дорожке, схватившись за копья. Они выглядели более озадаченными, чем кто-либо еще. Раздался чей-то сердитый голос:

— Кто вы? Как осмелились без приглашения войти в лагерь?

Один приложил стрелу к луку, но Аттила повернулся, посмотрел на него, покачал головой, и сбитый с толку воин выронил оружие.

В центре лагеря был широкий и пыльный круг. В самой большой из юрт торчал высокий столб, целиком вырезанный из одной лиственницы. Гунны остановились и стали ждать. Вскоре из юрты показался человек, плечи которого были укутаны одеялом с множеством вышитых узоров. Он снова выпрямился и посмотрел на четырех всадников. Нос кутригура был почти срезан ужасным ударом, глаза сильно сузились, а на коже виднелись следы оспин от старой болезни. Лицо хранило беспристрастное выражение, какое и подобало иметь вождю.