В донесениях не сообщалось... Жизнь и смерть солдата Великой Отечественной. 1941-1945 - Сергей Михеенков Страница 49

После госпиталя попал на курсы младших лейтенантов. Через два с половиной месяца мне было присвоено первое офицерское звание.

Нас, младших лейтенантов, срочно отправили на фронт. И опять — Зайцева гора. Командовал взводом ротных 50-миллиметровых минометов. Стреляли они всего на 800 метров. Для того чтобы дотянуться до целей, необходимо было подводить позиции своих «самоваров» как можно ближе к траншеям нашей пехоты. Иногда стреляли прямо из их окопов. Взвод мой был придан стрелковой роте. Мы и в обороне вместе, и в наступлении.

А было как… Начинаем огонь, немцы тут же засекают нашу позицию — и все мины и снаряды наши.

Всю зиму 1942/43 года наш 1320-й полк 413-й стрелковой дивизии находился в обороне под Зайцевой горой. До 11 марта 1943 года. День памятный. В этот день противник начал покидать позиции на Зайцевой горе и отходить. Отходили немцы без боя, оставляя заслоны.

Мой минометный взвод находился в то время километрах в десяти от Зайцевой горы. Есть такая деревня — Новая Роща. Вот там мы 11 марта и стояли. Там были наши траншеи. Там мы держали оборону.

В боях под Новой Рощей мне присвоили звание лейтенанта. И там меня снова ранило. Пулей, в руку. И — опять в Калугу.

Бои шли не только на Зайцевой горе. Вокруг на десятки километров тоже все гудело. А Зайцева гора почему такое внимание привлекала? Да потому что дорога через нее проходила. По самой высоте, через горб так и перехлестывала. Варшавское шоссе. Вот и схватились за этот горб как безумные. Сколько народу положили…

В середине августа 1942 года немцы предприняли довольно мощное наступление из района Болхова в направлении на Калугу. Тем самым они ослабляли удар наших войск в районе Ржева. Началась операция «Смерч», о которой мало что известно в военной историографии. Противник планировал выйти танковым клином в район западнее Юхнова и отсечь советскую группировку, находящуюся в районе Сухиничей. Наступление вела 2-я танковая армия вермахта: 11 дивизий, в том числе две танковых и одна моторизованная. Всего до 400 танков. Штабом Западного фронта предпринят был встречный удар силами 16-й, 61-й армий и З-й танковой армии. Наступление советских войск началось 22 августа, Так как существенных результатов эта операция не принесла ни одной из сторон, и в мемуарах советских маршалов, и в дневниках и записках фельдмаршалов вермахта эти операции охарактеризованы как сковывающие.

— А еще вспоминается бой под Холмищами. Это за Сухиничами. Летом сорок второго года.

Утром чуть свет переправились через наведенный саперами мост. Растекли-ись по пойме! Хорошо, от речки поднимался туман, долго помогал нам оставаться незамеченными противником. Связь уже была установлена. Связисты поработали до нас. Нам предстояло установить связь с ротами. Командир взвода связи Хабибуллин, татарин, страшный матерщинник, приказывает мне: «Антипов, бери с собой двоих связистов и дуй с первой ротой».

Батальон должен был атаковать высотку — ржаное поле за речкой. Ох уж эти высотки… И вот роты поднялись и с криками «Ура!» кинулись к высотке. Мы, связисты, следом тянем связь. Ударили немецкие пулеметы и минометы. Минометы били так интенсивно, что казалось, мины падают прямо на спину. Под таким сильным огнем продвигаться дальше было нельзя. Залегли. А попробуй не залечь! Мы, втроем, ползем, катушку тянем. Вдруг рядом взрыв, гляжу, солдата моего, ползущего впереди, нет, одни обрубки ног в ботинках… Лежат дымятся. Ползем дальше. Мины стали рваться еще чаще. Ползем через убитых, через раненых. Жара, пыль, смрад. Пить хочется. А у меня, еще с зимы, штаны ватные. Упарился я в них, спасу нет! Правда, ползать в них было все же удобнее — не так больно коленкам.

На КП роты я приполз уже один. Связь наладил. Ротный по фамилии Терешин. С ним ординарец. Подняли он(снова бойцов в атаку. И снова ничего не получилось. Вскоре ротный вернулся, стал докладывать комбату: «Много убитых. Много раненых. Пулеметы бьют так, что головы нельзя поднять!» А комбат, видать, другую ему песню поет… Гляжу, ротный сморщился, и уже тише, в трубку: «Задачу понял. Да понял я задачу! Сейчас попытаемся еще раз. Политрук и последний взводный встанут по флангам. Поведу сам. Да, сам. Если и на этот раз ничего не выйдет, в следующую атаку поднимать будет уже некого».

И ушел ротный. Слышу, поднялись. Закричали. Загрохотало опять. И опять ничего не вышло. И тут прервалась связь. Я хотел послать солдата, который приполз к тому времени на КП первой роты мне в помощь. Но он был ранен. Сидел возле аппарата и смахивал со лба сгустки крови.

Появился Хабибуллин, выругался и сказал: «Черт с ней, со связью! Кому она теперь нужна? Лучше принеси попить». Ротный тоже приполз. Молча сел в углу. Бледный. Ничего не говорит. Хабибуллин мне: убило, мол, и политрука, и последнего лейтенанта, и бойцов много на поле оставили…

А день уже клонился к вечеру. Пополз я по стежке в лощинку. Еще когда перебирались сюда, приметил я, что там бочажок есть, вода. Возле бочажка лежит убитый солдат. Кровь от него розовым пятном в воде расплывается. Ладно, думаю, хоть и с кровью, а напьюсь. Сил больше нет жажду терпеть. И командирам котелок принесу. Из-под немца пил, а этот же свой. Напьюсь. И тут, с другой стороны, к бочажку подбежал наш солдат, опередил меня, нагнулся к воде с котелком. Выстрела я не слышал, только увидел, как у него изо лба над бровью ударил фонтан крови. Я сразу отпрянул назад. Снайпер, видимо, уже пристрелял это место. Теперь он ждал меня.

Я вернулся на КП ни с чем. Доложил, что снайпер бочажок стережет. «Черт с ней, с водой, — сказал ротный. — Надо получше окопаться».

Но куда там окапываться? За день вымотались так, что прилегли в неглубокие свои ровики, отрытые наспех еще утром, и уснули смертным сном.

Сколько мы спали, сказать не могу. Может, минуту всего и спали. А может, и полчаса. Проснулись от грохота и крика. Залп немецких минометов был настолько мощным, что казалось, вот-вот нас вытряхнет из наших ровиков. Одна мина попала в самый край моего бруствера. Еще бы несколько сантиметров — и конец. «Хабибуллин! — закричал ротный. — Давай скорее пулемет!» Тот заматерился, откуда-то выкатил станковый пулемет и принялся вместе с Терешиным устанавливать его на бруствере.

А немцы уже пошли в атаку. Вначале заорали где-то слева, замелькали во ржи. Ротный бил по каскам, на голоса, короткими очередями. Когда они выбегали на чистое, делал длинную очередь. Немцы падали, откатывались. Затихали. Раненые уползали в рожь. Он их не трогал. Другие лежали и громко стонали. За ними выползали санитары и утаскивали их. И этих он не трогал. Но через некоторое время опять слышались крики команд, и немецкая цепь вырастала во ржи и шла на нас. И снова Терешин останавливал их.

В соседнем ровике я нашел ручной пулемет Дегтярева. Попробовал. Пулемет был исправный. Я начал стрелять в другую сторону. Потому что немцы после нескольких безуспешных атак стали обходить нас. Теперь мы поменялись с ними ролями: они наступали, а мы резали их из пулеметов.