Апостол Павел - Ален Деко Страница 49

Кого в этой веселящейся, пьяной от удовольствий толпе интересовал какой-то инакомыслящий иудей, заключенный в тюрьму? Павел тоже полностью отдавал себе отчет в том, что на этой чаше весов его значимость невелика, если не сказать ничтожна. Но ни разу он не дрогнул. В этом, пожалуй, и проявляется ярче всего его величие: чувствовать себя иголкой в стоге сена, но ни на мгновение не отступать от своей цели. Наверное, это и есть святость.

Объяснение заточению Павла иное. Повсюду в Асии стали появляться люди из иудеев, которые придерживались точки зрения Петра и Иакова. Какая неожиданная и даже парадоксальная поддержка для эфесской иудейской общины! Раздражение иудеев постепенно сменилось враждебностью к Павлу: число обращенных Павлом в христианство росло, раскалывая единство поклонявшихся Яхве. Ярость эфесских иудеев соединилась с яростью иудействующих и породила столкновения, сплотившие правоверных иудеев и иудействующих христиан, — все это вместе привело к тому, что во имя Рах Romana в тюрьму бросили Павла, обвинив его в смуте.

Какими бы прочными ни были стены темницы, новости доходили и сквозь них. В 54 году скончался император Клавдий: его отравила вторая супруга Агриппина. Нерон, ее сын от первого брака, которого по требованию Агриппины усыновил Клавдий, был в семнадцать лет провозглашен преторианской гвардией императором.

Так, с узурпаторства (ибо Клавдий имел законного сына Британика), началось царствование одного из самых кровавых деспотов в истории человечества. Ни один из эфесских прорицателей не мог предугадать, что Нерон отравит Британика, потом отправит на смерть собственную мать, да так, что содрогнутся даже язычники, а затем организует массовое убийство христиан.

Нерон пробил брешь в величии Рима.

Послания, которые Павел рассылал во время заточения, свидетельствуют, что в тюрьме разрешались посещения, более того, некоторые из друзей Павла могли какое-то время оставаться с ним. Для записи писем требовался писец, и стражи пропустили его в темницу. Когда весной 54 года в Эфес прибыли христиане, путешествовавшие по поручению Фивы, той самой женщины, с которой Павел познакомился в Коринфе, апостол принимал их в тюрьме. Они привезли плохие вести: коринфская община постепенно перестала следовать заветам Павла, а он-то считал, что навсегда укрепил их веру. Через некоторое время появились еще три христианина из Коринфа — Стефан, Фортунат и Ахаик и подтвердили, что община распалась.

Мне кажется, Павел сначала не поверил: он помнил коринфскую церковь такой прочной, такой сплоченной, такой спаянной! Потом он встревожился и решил, что надо разобраться. Павел призвал Тимофея, вернейшего среди верных, и приказал немедленно отправляться в Коринф. Ученик повиновался, но Павел уже не мог ждать. Ему следовало сейчас же ответить на вопросы и опровергнуть ту критику, которой его подвергали. Тогда-то он и продиктовал Первое послание к коринфянам. В нем отразилось все, что он чувствовал: и память о хорошем, и недовольство, и гнев.

Так что же произошло в Коринфе? Все можно выразить в нескольких словах: удар нанесли иудействующие. Иудействующими называют евреев-христиан, иначе говоря, тех, кто обратился в христианство, но сохранил верность иудейскому закону. Это столкновение удивляет: разве не достигнута была в Иерусалиме договоренность о перемирии? Разве не разделили тогда зоны влияния между большинством, выступавшим за обрезание, и меньшинством, которое олицетворял Павел? Прибытие в Коринф проповедников от иудействующих, решивших пресечь благовествование Павла, свидетельствует, что в Иерусалиме отказались от своих слов.

В действительности Иаков и его сторонники никогда не верили в этот договор. Отзвуки этого неверия звучат в текстах в течение всего века и позднее, после смерти участников событий: у Иренея, Евсевия, святого Иеронима, Папия и многих других. В Послании к галатам Павел разоблачит это желание уничтожить созданные им церкви. Противники Павла именовали его лжеапостолом, новым Валаамом, еретиком, злодеем, который способствовал разрушению храма, Симоном Магом, самозванцем. Все эти оскорбительные имена-заместители были скрупулезно перечислены Э. Ренаном. Видения Павла именовали «глубинами сатаны», а его церкви — «синагогами сатаны». Напоминали о том, что прежде он выступал гонителем христиан. Заявляли даже, что Павел вовсе не иудей, а обрезался для того, чтобы жениться на дочери первосвященника, она же по Божьему указанию отвергла его.

Иудействующие появились во всей Асии. Они говорили от имени Петра, что не могло не впечатлить новообращенных. И не они одни ополчились против Павла: в кенхрейском порту каждый день высаживались на берег путники, среди которых было немало христиан, обращенных иными проповедниками. С уверенностью людей, которые считают себя всезнающими, они подвергали сомнению его честность, утверждали, что он не имеет права зваться апостолом, неустанно твердя, что Христа он не знал. Разве можно признавать его правым в споре с остальными апостолами, которые следовали за Христом на протяжении всего его служения и в Галилее, и в Иудее?

Шли бесконечные разговоры и споры, и немало новообращенных в Коринфе к этим разговорам благосклонно прислушивались, ведь коринфяне привыкли к распущенности. Став христианами, они поклялись оставить привычки, строго осуждавшиеся Павлом, но вернулись к ним снова. Хуже того: иудеи, ранее строго следовавшие закону Моисея, теперь стали его нарушать под тем предлогом, что они уже христиане!

Все связано и все взаимозависимо. Проповедничество Аполлоса, хотя после разоблачений Павла того и подняли на смех, успело причинить вред: подозрения ощущаются в Первом послании к коринфянам. Аполлос вдохновлялся скорее платоновской философией, чем наставлениями Павла. Для Платона «тело есть могила», а потому коринфяне ради воскрешения душ отбрасывают идею воскрешения тел, проповедуемую Павлом.

Можно представить, что испытал Павел. Он мог лишь высказать свое возмущение, похожее на яростно горящее пламя. Он испытывал, как всякий эмоциональный человек, неизъяснимо сильное страдание. Но мы уверены — именно потому, что уже знаем Павла, — он очень быстро справился с болью. Перед лицом угрозы ему, как всегда, удавалось собрать силы: непоколебимость, энергию, волю.

Теперь, весной 54 года, он приготовился сражаться.

Строки Послания к коринфянам дышат пламенем: «…у вас говорят: “я Павлов”; “я Аполлосов”; “я Кифин”; “а я Христов”. Разве разделился Христос? разве Павел распялся за вас? или во имя Павла вы крестились? Благодарю Бога, что я никого из вас не крестил, кроме Криспа и Гаия, дабы не сказал кто, что я крестил в мое имя. Крестил я также Стефанов дом; а крестил ли еще кого, не знаю. Ибо Христос послал меня не крестить, а благовествовать, не в премудрости слова, чтобы не упразднить креста Христова» (1 Кор 1:12–17).

Этот исполненный эмоций текст не только свидетельствует об умении Павла доказывать свою точку зрения, но и объясняет нам, как создавались послания. Нет сомнения, что Павел диктовал, а кто-то из его последователей записывал слова апостола: неоднократно появляется имя писавшего, подкрепленное иногда и его собственным рассуждением.

Вернемся к последователям Аполлоса, которых Павел именует psuchikoï, то есть «душевные» люди, находящиеся во власти собственной природы. Павел высмеивает их как «умных», но неспособных понять то, что исходит от Духа Святого. Он противопоставляет их людям «духовным», вдохновляемым Духом Божиим (pneumatikoï): «Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь… Но духовный судит о всем, а о нем судить никто не может. Ибо кто познал ум Господень, чтобы мог судить его? А мы имеем ум Христов» (1 Кор 2:14–16).