Семейные драмы российских монархов - Александр Музафаров Страница 49

И наконец, в-четвёртых, в данном случае отсутствует какая-либо официальная версия произошедшего, ибо с официальной точки зрения никакого переворота не было. Это Елизавета Петровна рассказывала подданным о «возвращении похищенного престола», или Екатерина Алексеевна обвиняла мужа в страшных преступлениях, выставляя себя спасительницей Отечества. А Александр Павлович объяснил подданным всё предельно просто — царствующий император скончался от «апоплексического удара», и на престол взошёл его сын и законный наследник. Le roi est mort! Vive le roi! {30}

Ставшую классической версию событий пришлось составлять уже историкам, причём на достаточно ограниченном количестве исходного материала, и в ней почти не рассматривается важный для нашей темы момент — роль сына в убийстве отца.

Когда мы подходим к вопросу о роли, которую сыграл в заговоре против своего отца цесаревич Александр Павлович, то сталкиваемся со странным явлением — и современники-мемуаристы, и последующие историки его роль в этом событии старательно обходят стороной. Если современников ещё можно понять при всём своём гуманизме царь при необходимости мог быть весьма строгим, то как объяснить молчание последующих историков? Между тем все говорят о роли наследника в судьбе отца почти одними и теми же словами: Александр считал, что правление его отца опасно для страны, знал о готовящемся заговоре, не возражал против его осуществления, хотя и не предпринимал для этого активных усилий. Его главным условием заговорщикам было сохранение жизни Павлу Петровичу, и когда Александр узнал страшную правду, то был потрясён, а потом постепенно наказал основных участников заговора, прежде всего его главного организатора — графа фон дер Палена.

Но в этой версии, ставшей хрестоматийной, есть несколько неясных моментов. И удивительно не то, что они есть, а то, что почти никто из исследователей прошлого не обратил на них своего внимания. Чтобы понять, почему это произошло, необходимо пояснить читателю, кем был для современников и первых поколений историков император Александр Павлович, прозванный в народе Благословенным.

Для современного гражданина России Александр I — лишь один из перечня русских царей, который делал, да не доделал до конца некоторые важные реформы, воевал с Наполеоном, причём не столько воевал сам, сколько не мешал воевать тем, кто действительно умел это делать, прозевал готовящийся заговор декабристов, а в конце жизни не то помер, не то постригся в монахи. Основные достижения во внутренней политике его царствования связывают с именем графа М.М. Сперанского, военные успехи — с именем князя М.И. Голенищева-Кутузова-Смоленского. А сам Александр? О нём всё Пушкин уже сказал: «Властитель слабый и лукавый, плешивый щёголь, враг труда, нечаянно пригретый славой…»

Однако для современников и ближайших потомков фигура русского царя представала совсем в ином виде. Ведь это был человек, который сумел спасти Европу и весь мир от «корсиканского чудовища», государь, бросивший смертельный вызов самому Наполеону Бонапарту и стоящим за ним силам революции. В привычной для нас версии истории Великая французская революция представляется явлением прогрессивным, начавшим новую эру в истории человечества. Один из фетишей современной цивилизации — Всеобщая декларация прав человека — имеет своим первоисточником Декларацию прав человека и гражданина, принятую в Версале 26 августа 1789 года Национальным учредительным собранием {31}.

Но современники видели это событие совсем по-другому. «Всем известно, что революционное французское правительство, как некий беснующийся исполин, терзая собственную свою утробу и в то же время с остервенением кидаясь на других, наводило страх на всю Европу», — писал русский военный и политический деятель адмирал А.С. Шишков. Ни один тиран и душегуб не истреблял своих подданных так яростно, как боролись с реальными и мнимыми «врагами народа» (да, читатель, этот мрачный термин тоже изобрели в то время) французские революционеры. Число жертв революционного террора исчислялось десятками тысяч. Только за год Якобинской диктатуры (1793–1794) официальные революционные трибуналы приговорили к смертной казни 16594 человека, около 50000 было уничтожено в ходе карательных акций революционной армии в Вандее и Бретани, ещё 12000 стали жертвами несанкционированных расправ. А ведь террор во Франции начался задолго до якобинцев и продолжался вплоть до утверждения у власти Бонапарта. Причём подавляющую часть (свыше 80%) казнённых и репрессированных составляли не дворяне-«аристократы», а представители третьего сословия, то есть всё того же народа. По оценке современных историков, террор французской революции был более масштабен, чем террор революции большевистской. Подобной резни европейцы не видели со времён Реформации и Религиозных войн.

Войны времён революции и Империи также поражали своей кровопролитностью. Численность армий выросла, возросла мощь артиллерийского огня, продолжительность битв. Было и ещё одно обстоятельство: если в «галантном» XVIII веке воевали хорошо обученные профессионалы, придерживающиеся военного кодекса чести, полные уважения друг к другу, то революционная армия, которая была набрана из мобилизованных низов французского общества, не признавала многих законов войны и прославилась своей жестокостью.

Военный гений Наполеона сделал эту военную машину практически непобедимой. Лучшие европейские армии — австрийская, прусская, английская и русская — терпели от неё сокрушительные поражения. К 1810 году с гегемонией Французской империи на континенте смирились все. Все, кроме Великобритании, гордых испанских партизан и… русского императора. И именно в России в 1812 году Великая армия Наполеона была разгромлена и почти полностью уничтожена. И именно мужество и политическая воля русского царя превратили проигранную на первый взгляд войну (а после взятия Москвы мало кто в Европе сомневался в победе французов) в триумф России. Ободрённые её успехом, против Наполеона и олицетворяемого им духа революции поднялись монархи и народы. И повёл их к победе именно Александр Благословенный.

Триумф Александра над Наполеоном выразителен ещё и тем, что в отличие от корсиканского узурпатора, русский царь не был и никогда не представлял себя как гения, он был просто монархом, который следовал долгу государя, как подобало следовать идеальному монарху. Мудрый сказочник Евгений Шварц говорил, что победить дракона можно, только став драконом, и подлинная победа — это победа над драконом внутри себя. Русский царь победил Наполеона, не изменив себе, не поступившись прерогативами абсолютного монарха. В критический момент он обратился к своему народу и получил поддержку, воззвал к Богу и получил победу. Победа Александра была победой традиции, нормального образа жизни над революционным хаосом и смутой. Русский царь не просто внёс решающий вклад в победу над революцией — он стал символом этой победы. «Агамемнон Европы» — таково было его прозвище на континенте, а в России образ благословенного царя прочно вошёл в народную память. {32} И память эта, это общенациональное почитание оказали влияние и на историческую науку.