Распутин. Воспоминания дочери - Матрена Распутина Страница 49

— Не надо, не надо.

Николай поставил фужер и в продолжение вечера больше не пил ничего.

В конце подали изумительное мороженое.

Сплетения

Я уже ничуть не удивляюсь сплетениям, которыми оказывается полна жизнь — не только моя, любая жизнь. Не могу не рассказать в этом месте следующее.

Кухарка из меня в практическом смысле никудышняя — пока я жила в Покровском, готовка лежала на работницах. Да и что там была за готовка, известно. Потом, когда я приехала с отцом в Петербург, меня до кухни тоже не допускали, но уже по другой причине — жалели моих рук. К тому же отцу было приятно, что я, как барышня, бываю на кухне, только чтобы отдать, вернее, передать, распоряжения. Вообще-то при этом отец не ставил целью сделать из меня настоящую барышню, наоборот, одергивал, когда я по глупости заносилась. (И кроме того, это уж и вовсе к слову, — о мужицком происхождении мне не давали забывать окружающие. Иногда не со зла, как явные недоброжелатели, а просто потому что думали выразить мне так свое расположение: «Хоть и из деревни, а сразу не скажешь…», имея в виду, очевидно, что не сразу, а присмотревшись, все-таки скажешь. Да Бог с ними. Мне-то все равно. Я себе цену знаю.)

Мороженое императора

Мы уезжали из России, разумеется, не имея возможности взять с собой все, что хотелось бы. Не только какие-то большие вещи, но и мелочи, которых потом почему-то особенно жалко. В Париже как-то к нам в дом пришла женщина. Замечу, что своих, то есть русских, бежавших из России, можно тогда было отличить мгновенно и безошибочно, еще до всяких разговоров. Во-первых, по платью. Его правильно будет назвать «бывшая элегантность». Пока не ставшая жалкой, но уже бывшая. Боюсь, мне не под силу объяснить, но кто видел в 20-х годах русских эмигрантов из среднего слоя, тот поймет и согласится со мной. Во-вторых, по выражению лица — просительному, но старающемуся удержать следы значительности.

Эта женщина, как она сказала, не знала, в чей дом пришла, знала только, что к русским. Она принесла вещи на продажу. Мы были не в том положении, чтобы покупать что-то неважное и, извинившись, что не можем ей помочь, пригласили пообедать. Женщина не отнекивалась. Уходя, попросила разрешения придти еще раз — в благодарность за угощение подарить вещицу, которая, по ее мнению, меня как хозяйку должна порадовать.

Женщина пришла на следующий день и передала мне небольшую исписанную дамским почерком тетрадь (До меня эта тетрадь не дошла. И ни одной фотографии, кстати говоря. — Издатель), при этом объяснила, что та попала к ней через третьих лиц уже за границей. Это были рецепты романовской кухни.

Эта тетрадка и сейчас находится у меня, я ухитрилась не потерять ее в многочисленных переездах. Сама я и не пыталась готовить по ней, но другим с радостью давала списывать рецепты.

Вспомнив о мороженом, подобного которому я не ела больше нигде и никогда, сделаю выписку из этой тетрадки.

МОРОЖЕНОЕ «РОМАНОВ»

2,5 фунта сахара

10 яичных желтков

2,5 фунта жидких сливок

1 большой стручок ванили

0,5 фунта густых сливок

Взбить сахар с желтками в кастрюле до такой степени, чтобы при помешивании ложкой смесь разделялась на полоски. В другой кастрюльке смешать жидкие сливки и ваниль и кипятить на медленном огне в течение нескольких минут при постоянном помешивании. Добавить к яичной смеси немного сливок, перемешать и продолжать понемногу добавлять сливок, пока все не смешается. Продолжать помешивать на умеренном огне до тех пор, пока смесь не будет обволакивать ложку, но не доводить до кипения. Перелить смесь в большую миску и периодически помешивать, пока она не застынет. Слегка взбить густые сливки и замешать в ранее охлажденную смесь. Поставить на лед и держать там до готовности.

Для получения гладкой поверхности после того, как мороженое застынет, снять его со льда, переложить в миску, тщательно взбить и снова поставить на лед. Чем большее количество раз вы это проделаете, тем более нежное мороженое получится.

Можно приготовить мороженое с любыми другими добавками, например, заменить ваниль шоколадом или фруктами. Однако при изготовлении шоколадного мороженого желательно также прибавить половинку ванильного стручка. Для придания аромата фруктов замените сливки таким же количеством фруктового сока.

Теперь вернемся в царскую гостиную.

На тележке вкатили громадный серебряный самовар. Уже был готов очень крепкий чай в маленьком чайнике, стоящем на макушке самовара. Из чайника наливали в каждую чашку по нескольку капель почти черной жидкости, а остальное доливали кипятком из самовара.

Когда мы уезжали, царь с царицей и дети по очереди поцеловали нас с отцом.

По дороге домой я трещала без умолку, а отец совершенно меня не слушал. Зато приехав, я дала себе волю. Полночи мы с Дуней не ложились спать — она расспрашивала, а я рассказывала, захлебываясь от восторга и перескакивая с одного на другое.

Гнусные слухи — Интриганка Тютчева — Злосчастные письма — Запоздалая защита — Романовы и водка — Запои Николая Второго — Пить, чтобы бездействовать — «Вилла Родэ» — Шантаж — Примирение

Гнусные слухи

Стыдно, признаваться, но в то время я почти не вспоминала о матери. Мне довольно было знать, что она здорова и благополучна. Это был обычный детский эгоизм, граничащий с жестокостью, — я не хотела делить отца ни с кем.

А между тем маме пришлось очень трудно.

Как и от всякого ребенка, от меня скрывали или, по крайней мере, пытались скрыть темные стороны жизни, связанные с болезнями и другими неприятностями. Но Дуня, в конце концов, рассказала мне, что произошло, когда отец привез маму в Петербург на операцию. Опухоль и сопутствующие осложнения потребовали произвести полную гистерэктомию.

После этого мама, придерживавшаяся традиционных взглядов, по которым плотские отношения, не имеющие целью продление рода, невозможны, сказала отцу, что освобождает его от супружеской клятвы, «отпускает его».

При всех известных особенностях отца, такой поворот событий очень расстроил его. Он был искренне привязан к маме.

В то время слухи о предосудительных отношениях отца с Александрой Федоровной и ее дочерьми достигли пика.

Еще раньше стали распространяться копии писем Александры Федоровны и великих княжон к отцу. Для непредвзятого человека в них не было ничего дурного. Но ищущий скабрезностей всегда найдет их, особенно если ему подскажут ход.

Среди первых подсказчиков обнаружились Илиодор и Гермоген, не пожелавшие смириться со своим поражением. Им с наслаждением подпевали в салонах.

Гурко: «Досужая болтовня великосветского, посещавшегося всеми великими князьями, Яхт-клуба — этого центра столичных политических и светских сплетен, где перемывали косточки всех и каждого и где не щадили и императрицы, действительно, не заслуживала со стороны императрицы хорошего отношения. Распространению по городу неблагоприятных для государыни рассказов впоследствии способствовали удаленные от двора из-за их борьбы с влиянием Распутина князь В. Н. Орлов и С. И. Тютчева. Отнюдь не желая нанести ущерб царской семье, они, однако, своими рассказами о близости Распутина к царице и о том влиянии, которым он у нее пользуется, существенно содействовали укреплению почти неприязненного отношения к государыне не только петербургского, но уже и московского общества (к коему принадлежала С. И. Тютчева). Переходя из уст в уста, рассказы их, естественно, извращались и, наконец, приобретали совершенно невозможный характер».