Ганнибал - Серж Лансель Страница 49

Теперь мы знаем, какие силы собрал Рим, чтобы бросить их против Ганнибала, и знаем, каким людям эти силы были доверены. На самой верхушке власти оказались два человека, которых почти ничто не объединяло, зато разделяло все. Выборы консулов протекали бурно, в атмосфере неприкрытой враждебности народной партии к аристократии, которую оппозиция обвиняла в сознательном затягивании войны с Ганнибалом и чуть ли не в заманивании его в Италию (Тит Ливий, XXII, 34, 4). Все эти претензии публично высказал вновь избранный консул Варрон в речи, произнесенной накануне отбытия в действующую армию (XXII, 38, 6). Отчаянная борьба за власть, которую даже победителю хочешь не хочешь приходилось делить с коллегой, еще больше усугубила разлад, и прежде осложнявший жизнь предшественникам нынешних консулов, которые проиграли свои сражения во многом именно из-за отсутствия согласованности в действиях: П. Корнелию Сципиону и Тиберию Семпронию Лонгу в 218 году, Гнею Сервилию Гемину и Г. Фламинию Непоту до июня 217 года, Фабию и Минуцию совсем недавно. Чередование 12 пучков фасций — этого символа консульской власти, в мирное время осуществлявшееся с интервалом в месяц, во время боевых действий производилось ежедневно. В этих условиях такая вещь, как консульская коллегиальность, становилась пустым звуком, особенно если каждый из консулов имел собственную стратегию ведения кампании. В день Каннской битвы очередь командовать выпала Варрону, значит, и ответственность за поражение лежит на нем. С другой стороны, будь на его месте Эмилий Павел, разве что-нибудь изменилось бы? Второй консул самим фактом своего присутствия оказался вовлечен в эту, с позволения сказать, стратегию, разработанную не им [76].

В небольшой речи-поучении, которую Тит Ливий приводит в качестве иллюстрации духовного родства Кв. Фабия Максима и Эмилия Павла (XXII, 39), старый диктатор, обращаясь к консулу, излагает свой взгляд на то, как следовало бы организовать войну с Ганнибалом, выражая, по всей видимости, точку зрения если не всей, то хотя бы части сенаторской аристократии. Располагая такими мощными людскими ресурсами, нужно было просто опоясать армию Ганнибала плотным кольцом, заперев ее на крохотном апулийском пятачке, возле стен Гереония, и взять измором. Иными словами, он предлагал повторить примерно то же, что делали Атилий Регул и Сервилий Гемин зимой 217/16 года, действовавшие согласованно и потому сумевшие добиться пусть скромного, зато вполне реального успеха (Тит Ливий, XXII, 32, 1–3; Полибий, III, 106, 8-11). Возможно, в его словах и имелась доля истины, однако не будем забывать, что выносить оценки после событий всегда легче.

К началу лета, когда съестные припасы в Гереонии стали подходить к концу, Ганнибал решил двинуться к югу, где урожай поспевает раньше. Его выбор пал на небольшой городок Канны, расположенный на берегах Ауфида (ныне Офанто). Здесь, как ему стало известно, римляне устроили склад зерна и прочей сельскохозяйственной продукции, производимой в окрестностях Канузия (ныне Каноза). Этот район считался богатейшим в Апулии, особенно же славилась местная шерсть, получаемая от особой породы овец. Устраивая свой лагерь, Ганнибал позаботился, чтобы вультурн — ветер, несущий с собой тучи пыли, который современные итальянцы называют либеччо, — дул ему в спину, а римлянам, соответственно, в лицо.

В конце июля римская армия вплотную приблизилась к противнику и разбила лагерь в 12 километрах северо-западнее первого карфагенского лагеря, неподалеку от Салапии (Полибий, III, 110, 1). Несколько дней спустя Варрон решил уменьшить эту дистанцию и повел свои войска вперед, однако по пути подвергся нападению карфагенской конницы. На следующий день Эмилий Павел довел армию до Ауфида и разбил сразу два лагеря — по обоим берегам реки. Ганнибал, в свою очередь, также переправился через Ауфид и остановился на левом берегу, вблизи от большего из двух римских лагерей. Два дня спустя он выстроил свои войска в боевой порядок, предлагая римлянам сразиться. Однако Эмилий Павел, распоряжавшийся в тот день, боя не принял, — к величайшей досаде Варрона, которого выводили из себя беспрестанные наскоки нумидийцев, не дававших римским солдатам даже спокойно набрать из реки воды (Полибий, III, 112; Тит Ливий, XXII, 45, 1–4).

На следующий день, 2 августа, согласно чередованию фасций, инициативой вновь завладел Варрон. Едва рассвело, он поднял своих солдат, переправился с ними на правый берег, где стоял второй, меньший римский лагерь, и выстроил всю армию единым фронтом лицом к югу. Вместе с ним в подготовке к сражению участвовал и Эмилий Павел, который, как пишет Тит Ливий, хоть и не одобрял действий второго консула, однако отказать ему в помощи не смел. Тем не менее он на всякий случай оставил десять тысяч человек — один легион и такое же по численности соединение союзников — охранять большой лагерь (Полибий, III, 117, 8). Эти люди в конечном итоге и спаслись, «отделавшись» пленом. Но вернемся к Варрону. Он выстроил войска в следующем порядке: на правом фланге помещалась римская конница под командованием Эмилия Павла, один пехотный легион и такой же отряд союзнической пехоты, также подчиненные Эмилию Павлу. На левом фланге командовал лично Варрон, поставивший здесь союзническую конницу, два легиона римских новобранцев и такое же число — десять тысяч человек — союзников-пехотинцев. Центр занимала тяжеловооруженная пехота под командованием Сервилия Гемина и Атилия Регула.

Полибий отмечает (III, 113, 3), что Варрон несколько видоизменил привычный боевой порядок построения пеших воинов, оставив очень узкие промежутки между отдельными тактическими единицами римской пехоты — манипулами. Кроме того, каждая манипула была у него вытянута в длину против обычного. Прекрасный знаток римского военного искусства Г. Брицци предполагает, что в битве при Каннах римские манипулы стояли тремя рядами по 50 человек в каждом ряду (G. Brizzi, 1984, р. 43). Таким образом, римская пехота представляла собой чрезвычайно плотный массив, настоящий таран, который Ганнибал, как мы увидим, сумел направить в нужное ему русло и использовать всю его мощь к собственной выгоде. Добавим лишь, что вооруженные дротиками велиты, традиционно начинавшие бой, стояли шеренгой впереди римского строя.

Ганнибал дождался, пока Варрон закончит построение своих боевых порядков, и лишь затем переправил на другой берег балеаров и легковооруженную пехоту, которые рассыпались напротив римских велитов, образовав первую линию карфагенской обороны. В коннице Ганнибал имел значительное преимущество, располагая приблизительно 10 тысячами всадников, однако пеших воинов у него было гораздо меньше, всего около 40 тысяч человек. Понимая, что силы неравны, он вместе с тем не мог образовать фронт меньшей протяженности, не рискуя подставить своих людей под окружение. Поэтому ему пришлось вытянуть свой строй на равную с римским ширину, пожертвовав их плотностью и глубиной. Тактический гений помог ему обратить эту явную слабость в мощную силу.

Самой боеспособной тактической единицей он считал африканскую тяжеловооруженную пехоту и именно ее сделал своим главным наступательным элементом. Разделив африканцев — около 10 тысяч человек — на две части, он поставил их справа и слева от центра, оставив в середине широкий промежуток, который выступающей вперед дугой заполнили галльские и испанские пешие воины. В целом это построение напоминало полумесяц, выпуклой стороной обращенный к противнику. Его потенциальную гибкость и намеревался использовать Ганнибал, «подсунув» римлянам в качестве мишени выступ «полумесяца». Галльские и иберийские отряды, составившие его, стояли вперемешку, являя глазу картину столь же контрастную, сколь и живописную. Голые по пояс галлы сжимали щиты и длинные мечи, которыми они рубили сплеча; иберы, одетые в белоснежные туники с пурпурной полосой, специально отмеченные Титом Ливием (XXII, 46, 6), предпочитали в бою фалькату — кривую саблю, которой они могли рубить и колоть. На флангах расположилась конница. Слева, вдоль речного берега и лицом к лицу с римской кавалерией стояли иберийские и кельтские всадники под командованием Гасдрубала; справа разместились африканцы, в том числе нумидийцы, располагавшие большей свободой маневра, поскольку им не мешала река. По утверждению Полибия (III, 114, 7), ими распоряжался Ганнон, и мы думаем, что прав он, а не Тит Ливий, по мнению которого роль командующего исполнял начальник конницы Магарбал. Младший брат Ганнибала Магон состоял адъютантом при главнокомандующем, который оставил за собой руководство пехотой, поскольку именно здесь, в центре, предстояло выполнить самую сложную часть задуманного им маневра.