Крестоносец. За Гроб Господень - Пол Догерти Страница 5

Нигде слово Божье не проникало в души людей так глубоко, как в селении Сен-Нектер, неподалеку от Клермона, где проповедовал Урбан. Это была сельская глушь, усеянная потухшими вулканами, в кратерах которых во множестве росли полевые цветы, травы и кустарники; то тут, то там попадались известняковые ущелья, вымытые бурными потоками вешних вод. Это был ландшафт контрастных оттенков, похожих на окрас голубиного крыла. Здесь песнь во славу крестового похода звучала особенно звонко. О жизненных тяготах скоро можно будет забыть, все они канут в Лету во время славного похода на Иерусалим, до которого, как говорили некоторые, было всего-то пятьсот миль… Или же пять тысяч?

Накануне Дня святого Игнатия Антиохийского, в 1096 году от Рождества Христова, жители поместья Сен-Нектер собрались в холодном нефе своей приходской церкви. Пришли все. Об этом четко свидетельствует как людская память, так и тогдашние документы, а также летопись Элеоноры де Пейен. Они приняли присягу. Все пали ниц на морозно-холодный пол этой мрачной и зловещей церкви, в которой совсем недавно была пролита кровь и которая была осквернена, когда сюда затащили визжащую от страха ведьму Анстриту и подвесили над ревущим костром. Те, кто стал свидетелем или же участником этого акта свирепой жестокости, теперь пытались забыть о нем, сосредоточившись на собственных тайных грехах и злодеяниях, а души их были полны стремления освободиться от наказания. Крестьяне из Сен-Нектер стали крестоносцами и взяли посох и суму. Иерусалим безудержно манил их. Они бурно возрадуются, когда их ноги ступят на священные улицы за стенами этого города и за его божественными вратами. Сатана исчезнет. Господь Саваоф пребудет с ними. И жители поместья хором повторяли строки псалма:

Об одном прошу я Господа,

Одного желаю:

Жить в доме Господнем до конца дней своих,

И наслаждаться благостью Господней,

И взирать на храм его святой…

Когда же это действо закончилось звонким «аминь» и прихожане расселись по жестким скамьям перед крестной перегородкой, отец Альберик призвал их взглянуть на искаженное муками лицо распятого Христа, вспомнить о своих грехах и просить Господа об их отпущении. Один за другим подходили они к исповедальне, где сидел, приготовившись слушать, отец Альберик, одетый в пыльную черную мантию; селяне исповедовались ему и получали отпущение грехов.

Место для покаяния располагалось в темном поперечном нефе, скрытом за приземистой, похожей на барабан колонной. Там гостеприимно горела свеча из чистого пчелиного воска — подарок Гуго де Пейена. Ее танцующее пламя освещало яркую фреску на стене напротив. Это была сцена из Апокалипсиса: преследование сатаной избранных, когда властелин ада, борясь с Церковью, изрыгнул реку страданий. Элеонора де Пейен, вдова, первой прошла через неф и приблизилась к месту покаяния и отпущения грехов. Вслед за своим братом приехала она с зеленых компьенских полей, что лежат на левом берегу Сены вдали от Парижа. Как и ее брат, она приняла крест, и поэтому должна была исповедаться и получить отпущение грехов. Красивое волевое лицо Элеоноры было прикрыто вуалью, щеки не были накрашены, в ясных серых глазах явственно проглядывала тревога, а полные губы были слегка приоткрыты. Она чувствовала себя неловко: исповедь всегда давалась ей с большим трудом. Встав на колени перед скамьей, на которой сидел священник, она быстрым шепотом перечислила несколько мелких прегрешений, а потом склонила голову и умолкла.

— И? — шепотом спросил ее отец Альберик. Это «и» было неизменным.

— Отче, я — вдова. Мой покойный муж Одо… — Элеонора на мгновение замолчала, а потом продолжила: — Однажды ночью мой муж упал и умер.

— Об этом я уже слышал.

— Но вы не слышали всей правды, отче. Он был сильно пьян. И я поощряла его пьянство.

— Но почему?

— Чтобы он ко мне не приставал. Но он все равно приставал, — выпалила Элеонора. — В Компьене, в нашем замке, мои покои находятся на самом верху каменной башни с круговой деревянной верандой. — Она немного помолчала и глубоко вздохнула. — Он пришел ко мне, отче. Я была одна. Его уста изрыгали проклятия и грязные оскорбления, его сердце полнилось неистовой злобой, а его брюхо — дешевым вином. Я встретила его в лестничном колодце. Мы подрались. Я толкнула его, отче, и он упал, ударившись головой о стену, а потом — об острые каменные ступеньки.

— Вы толкнули его, защищаясь?

— Отче, мне было радостно видеть, как он падает, — только и ответила Элеонора. Ей не хватило духу признаться в своем последнем грехе, и она не рассказала, как несколько долгих часов не выходила из своих покоев, совершенно не думая о том, что случилось с мужем, а потом втайне радовалась его смерти.

Однако отец Альберик понимающе кивнул, его рука уже двинулась вверх, а уста прошептали: «Absolvo te».

Элеонора покинула исповедальню. Во время отпущения грехов она так сильно прижималась к скамье священника, что теперь ее руки и запястья сильно болели. Отец Альберик сказал, что искуплением грехов станет ее паломничество в Иерусалим. Она прошла через неф и преклонилась в приделе Богоматери, уставившись на вырезанное из дерева лицо Пресвятой Девы Марии. Закрыв глаза, Элеонора снова прошептала покаянную молитву «Конфитеор»: «Признаюсь перед всемогущим Господом, а также перед моими братьями и сестрами, что я грешила чрезвычайно много…»

«Обрету ли я, — подумала она, — мир и покой в далеких краях?» Доведется ли ей преклониться в храме Гроба Господня и попросить Бога о прощении? Или же злобное, искаженное ненавистью лицо Одо, полное бешеной ярости из-за собственной мужской несостоятельности, так и будет как тень преследовать ее каждую ночь? Всей правды не знал никто, даже ее любимый брат Гуго и его близкий друг, Готфрид де Сен-Омер, который ей очень нравился. А ее тайные мысли и желания — это тоже грех? Поэтому неудивительно, что Элеонора была решительно настроена отправиться в Иерусалим. Она отбросила возражения брата, а встреча с Готфридом де Сен-Омером лишь укрепила ее в желании присоединиться к Крестовому походу. Больше того, ее ужасала сама мысль о том, что она останется в сыром и холодном компьенском поместье, одинокая и уязвимая, и будет ждать, когда духи умерших снова вернутся, чтобы терзать ее… Элеонора умолкла и вздохнула. Да… Отнюдь не благочестивые и подвижнические мотивы вели ее в это паломничество. Она прикусила губу и подумала: «А что же позвало в путь моего брата?»

Идя на исповедь, Гуго де Пейен тоже надеялся на прощение Господа: за пьянство после смерти жены при родах, за то, что время от времени искал утешения в компании шлюх, а более всего — за страсть к рыцарским турнирам, которая превратилась в одержимость, а также за постоянное, похожее на голод стремление к дракам и стычкам. Как хотелось ему избавиться от всего этого, очистить свою жизнь и положить свой меч к ногам Господа и Святой Матери Церкви!

Отец Альберик выслушал его. Он был рад, что их предводителем станет Гуго. Гуго де Пейен был храбрым и опытным рыцарем, поднаторевшим в военном искусстве и искусстве владения мечом. Он уже очистился от грехов, воюя в Иберии с неверными. «А может, он фанатик?» — подумал Альберик. Лицо Гуго было худощавым, а темные глаза, тонкие губы и слегка крючковатый нос придавали ему хищное выражение. Он был высок и строен, с длинными и сильными руками искусного фехтовальщика, а душа его была возвышенной — к такому заключению пришел Альберик, поднимая руку и отпуская грехи. Он был рад, что Гуго де Пейен встанет во главе их отряда, и очень надеялся, что этот отважный рыцарь окажется верным союзником в его собственных тайных поисках истины.