Федор Апраксин. С чистой совестью - Иван Фирсов Страница 5

— Что для того надобно?

— Указ, государь, подпиши.

Матвеева с полпути завернули с семьей в ссылку в Пустозерск, Ивана Нарышкина отослали в дальнюю вотчину…

Для Натальи Кирилловны наступили грустные времена, а Милославские не унимались, заглядывали вперед:

— Женить бы надобно Федора, будет у него сын и наследник, Петра отвадим вовсе от престола.

Но невесту для царя подыскали не Милославские, а новые приближенные царя, постельничий Иван Языков и стольник Алексей Лихачев.

Иван Языков приходился свойственником семье Апраксиных. Царь Федор при его содействии пожаловал трех братьев, Петра, Федора и Андрея, своими комнатными стольниками. В это же время обвенчался с Агафьей Грушецкой, средней руки дворянкой, но брак оказался недолговечным. Первые же роды стали роковыми, царица скончалась, а спустя три дня умер и новорожденный.

Иван Языков приехал к Апраксиным, собрал трех братьев.

— Готовьте к смотринам Марфиньку. Семнадцать годков ей, другого случая не будет. Государь ее как-то в церкви зрел, по душе она ему пришлась…

Так неожиданно Апраксины породнились с царским домом. Марфа же добрым нравом сразу расположила к себе Федора Алексеевича.

Все эти годы точила ее тоскливая мысль о несправедливости судьбы по отношению к Артамону Матвееву. Едва миновал медовый месяц, несмотря на молодость, набралась смелости, обратилась к Федору Алексеевичу, просила не за родных, без корысти и расчета:

— Крестный мой любимый, Артамон Сергеич, в заточении до сей поры, не провинился он ничем перед тобой, то Милославские навет сотворили.

Иван Языков подтвердил, что вины нет за Матвеевым.

— Оговорил его Иван Матвеевич с присными по злобе, умный да знающий человек. Надобно вызволить его из заточения.

— Злоба плохой советчик. Будь по-твоему, — согласился Федор, — присмотри ему для начала где поближе вотчину. Не враз токмо, штоб Милославские не переполошились…

Только бы и радоваться счастливой жизни в царских хоромах Марфе, да Господь веку не дал Федору, ссудил ему житья вдвое меньше своего отца.

В четыре часа пополудни 27 апреля 1682 года три раза ударил Большой кремлевский колокол «Вестник». Замолкла толпа у лавок на Красной площади, затихли торговцы на Лубянке, в Охотном ряду. Всюду крестились, всхлипывали бабы.

— Знать, Богу душу отдал царь-государь, добрая душа-то была у него, никого не обидел, отмучился, сердешный, сколь недель-то болезным был…

В стрелецких слободах тоже крестились, но хмурились:

— Душа-то у государя была добрая, токмо доброта эта нам боком вышла. Полковники да полуполковники стыд позабыли, воруют кругом жалованье, лихоимствуют, нет на них управы…

В Кремль потянулись со всех сторон служилые люди — проститься с государем. Стольники и стряпчие, дворяне и дьяки, старосты сотен гостиных, суконных и просто жильцы.

Поклонившись праху почившего, целовали руки у обоих царевичей, Ивана и Петра. Глядя на «скорбного умом» постарше Ивана и десятилетнего Петра, у многих было на уме: «Кто же сядет на царство?» Об этом же совещались в Передней палате патриарх Иоаким с духовенством и Боярская дума.

Судили, рядили и приговорили спросить согласия у Земского собора. Крикнули собрать всех чинов и народ у церкви Нерукотворного Спаса. На Красное крыльцо вышли именитые бояре, а патриарх, глядя на притихшую толпу, заговорил:

— Царь Федор Алексеевич волею Божию скончался, остались два его брата Иоанн Алексеевич и Петр Алексеевич, но преемника покойный царь себе не назначил. — Митрополит перевел дыхание, царило мертвое молчание. Стая грачей на деревьях и та примолкла. — Спрашиваю вас, православные русские люди, скажите по чистой совести, кому из двух царевичей быть царем? Кого вы скажете, ото и будет.

Сбросив оцепенение, заговорила толпа на площади, раздались первые выкрики:

— Быть царем Петру Алексеевичу!

Вторя, поддержала толпа:

— Быть по сему! Хотим Петра Алексеевича!

Только где-то в задних рядах раздался одинокий возглас:

— Царевича Ивана Алексеевича хотим!

Но его тут же приглушили со всех сторон:

— Петра-а! — и в задних рядах затихли.

Сам патриарх Иоаким держал сторону Петра, понимал, что болезненный и хилый Иван хоть и старше возрастом, но умом «скорбен». А за ним Милославские — род старинный, привыкший властвовать — хитрые, изворотливые люди. Нарышкины же все на ладони — простодушные, отважные.

Патриарх повернулся к боярам, вскинул посох к взбудораженной толпе:

— Стало быть, народ порешил Петра Алексеевича на царство. Тому и совершиться.

Тут же в палатах объявили думным боярам о приговоре собора. Иоаким благословил Петра на царство, как и положено, московские жители, солдатские полки, бояре, духовенство присягнули новому десятилетнему царю. Тут же определили на службу и стольников покойного царя. Петра и Федора Апраксиных назначили в стольники к Петру, младшего, Андрея, приставили к царевичу Ивану.

Старший Апраксин, Петр, ухмыльнулся:

— Вот нас и разлучили по разным хоромам.

— Вам-то вольготней при государе будет, — шмыгал носом Андрей.

— Оно верно, — согласился степенный Федор, — токмо править-то, видно, царице Наталье Кирилловне выпадет, а при ней умной головы не видать.

У Милославских умных голов хватало. Первенствовала двадцатипятилетняя царевна Софья. Природа обделила ее красотой, но Бог умом не обидел. Время замужества миновало, а царевне без мужа прямая дорожка в монастырь… Другое дело правительницей стать, а честолюбия ей было не занимать. Потому и время не упускала. У кого власть, тому и всласть.

На другой день хоронили царя Федора. В последний путь его из женщин провожали, как и принято было, только вдовствующие царицы Марфа Матвеевна и Наталья Кирилловна. Отпевали в Архангельском соборе. Марфа Матвеевна слегка тронула за локоть Наталью Кирилловну:

— Никак Софья пожаловала.

От входа, не глядя на собравшихся, твердой походкой подошла к гробу царевна Софья. По всем канонам в день похорон царевнам воспрещалось быть на народе.

Выходка падчерицы возмутила Наталью Кирилловну. Взяв за руку Петра, подошла к гробу, простилась с покойным, и они вышли из собора, не дождавшись конца отпевания.

Софья в душе ликовала, а выйдя из собора, обратилась к народу:

— Царица пренебрегла литургией. Враги братца моего Федора отравой извели, а Ивана от царства отпихнули. Куда теперь нам, сирым, податься? Разве в чужую землю?

Ядовитое семя было брошено. Народ начал недоумевать. Взволнованная Наталья Кирилловна советовалась с братом, что-то недоброе затевалось у Милославских.