Если завтра в поход... - Владимир Невежин Страница 5

Вместе с тем в 1-м томе истории Великой Отечественной войны едва ли не впервые в советской историографии была предпринята попытка критического переосмысления некоторых негативных тенденций, имевших место в процессе идеологической подготовки СССР к войне. В частности, отмечалось, что в условиях, когда «советский народ настойчиво боролся за мир», в пропагандистской работе наблюдалось «скатывание на пацифистские позиции», «смазывалось» различие между войнами справедливыми и несправедливыми. [31]Далее, критиковались настроения «легкой победы над врагом», распространившиеся накануне 22 июня 1941 г., и указывалось, что подобные взгляды пропагандировались в некоторых произведениях литературы и искусства предвоенного периода (в частности, назывались книга Н. Шпанова «Первый удар», кинофильм «Если завтра война» и др.). [32]Наконец, утверждалось, что в советской пропаганде якобы «ошибочно» характеризовался тыл возможного противника, считалось, что он является непрочным, а также не придавалось должного значения объяснению мотивации действий солдат и офицеров «в фашистских странах», больших усилий, предпринимавшихся там с целью «одурманивания народных масс». [33]

В целом же авторы раздела об идеологической работе ВКП(б) рисовали в монографии «Великая Отечественная война…» идиллическую картину того, какой она должна была быть по представлениям большевистского руководства. И якобы лишь неназванные лекторы и пропагандисты «нарушали» эту идиллию. Сама Коммунистическая партия в работах историков 1960-х гг. представлялась непогрешимой и непререкаемой. В итоге, если следовать логике авторов 1-го тома «Истории Великой Отечественной войны…», не оставалось никаких причин для пессимизма: «Несмотря на некоторые недостатки в идеологической работе (в другом случае они были названы „серьезными недостатками“. [34]– В.Н.

), Коммунистическая партия добилась в предвоенные годы больших успехов в идейно-политическом воспитании советского народа». [35]

В конце 1950-х – начале 1960-х гг. стали появляться первые обобщающие работы, специально посвященные системе воспитания личного состава РККА. Но они отличались малой информативностью, субъективным подходом к изложению темы, излишней декларативностью суждений. Эти работы стали по существу своеобразной иллюстрацией идеологических установок КПСС о том, что в предвоенные годы не только красноармейцы и командиры, но и все советские люди воспитывались в духе преданности коммунистическим идеям. [36]

Подобного рода схематизм при изложении фактов и событий, связанных с процессом идеологической подготовки СССР к войне и определением роли в нем большевистской пропаганды, сохранялся в советской историографии в течение десятилетий, хотя в период так называемой хрущевской «оттепели», когда на первый план выдвигалась задача разоблачения «культа личности Сталина», продолжали предприниматься попытки их критической переоценки. Эта тенденция проявилась, в частности, при анализе негативных явлений в политической подготовке Красной Армии, которые были вскрыты после финской кампании 1939-1940 гг. [37]

Следующий этап советской историографии избранной темы – 1965-1985 гг. Безудержная критика «культа личности Сталина» сменилась на этом этапе массированной идеологической кампанией, направленной против «очернительства» и «дегероизации» военной истории, в том числе – событий кануна 22 июня 1941 г. Однако инерция хрущевских «разоблачительных» установок еще давала о себе знать в историографии. Так, Ю.П. Петров верно указывал на важность сталинских выступлений второй половины 1930-х – начала 1940-х гг. как основополагающих в политико-воспитательной работе с личным составом РККА. Однако, во многом исходя из сложившейся в условиях развенчания «культа личности Сталина» политической конъюнктуры, историк негативно оценивал данное обстоятельство. Петров категорически утверждал, что в 1940-1941 гг., накануне войны с Германией, советским вождем давались неверные оценки военно-политической обстановки.

Поскольку сталинские указания немедленно «переносились в печать и в политико-воспитательную работу в войсках», констатировал он, в советской пропаганде накануне германской агрессии «преобладал мирный тон, не разъяснялось коварство политики империалистических государств…». В войсках «почти ничего не говорилось о наиболее вероятном противнике – вооруженных силах фашистской Германии, которые в это время энергично готовились к нападению на СССР…». По мнению Ю.П. Петрова, названные недостатки в пропагандистской деятельности стремились по собственной инициативе подвергнуть критике секретарь ЦК ВКП(б) А.А. Жданов и руководство Главного управления политической пропаганды Красной Армии (ГУППКА). Петров даже представлял дело таким образом, что исключительно ГУППКА являлось застрельщиком и инициатором пропагандистских кампаний в войсках накануне нападения Германии на СССР. В его монографии утверждалось следующее: А.А. Жданов «и другие работники ЦК» были вынуждены согласиться с основными положениями, выдвинутыми по инициативе ГУППКА в начале 1941 г., но «эти справедливые оценки недостатков пропаганды и всей воспитательной работы» якобы отверг… Сталин. [38]

Г.Д. Комков писал, что, с одной стороны, в предвоенные годы руководство большевистской партии являлось определяющим фактором в воспитании «всех трудящихся сознательными, активными участниками исторического процесса», для нее якобы была характерна «правдивость в освещении грозящих стране опасностей». С другой стороны, Комков указал на некие «извращения марксистских взглядов по вопросу о характере войн» в идейно-политической работе, а именно: проповедь «пацифизма», распространение «неправильных взглядов», заключавшихся в недооценке потенциала враждебных СССР государств, преувеличении слабости тыла его вероятного противника. Все это, по мнению Комкова, отнюдь не могло содействовать «подготовке к трудностям войны», мешало «бдительно следить за происками внешних врагов».

Ответственность за появление подобного рода негативных тенденций возлагалась историком целиком и полностью на лекторов, писателей, драматургов, кинематографистов.