Разгром на востоке. Поражение фашистской Германии. 1944-1945 - Юрген Торвальд Страница 5

Гудериан поднялся и зашагал по кабинету.

– Гелен, сегодня – наш последний шанс, – сказал он. – Если танковые дивизии с запада послать на восток не позже чем сегодня вечером, они смогут добраться туда вовремя… – Гудериан остановился. – Гелен, когда вы докладываете, держитесь спокойно, что бы ни случилось. Держитесь спокойно, даже если фюрер позволяет себе увлекаться и злоупотребляет Генеральным штабом или вами лично.

Гелен кивнул. Он разложил свои карты и бумаги на столе.

Гудериан продолжал:

– Резюме о пунктах, которые будут обсуждаться. Во-первых, немедленный отвод из Курляндии. Во-вторых, передача моторизованных войск с запада на восток, сегодня вечером. В-третьих, в случае отказа, по крайней мере отвод выступающего фронта 4-й армии в Восточной Пруссии, что даст нам несколько дивизий для резервов. В-четвертых, одобрение операции «Поездка на санях» для группы армий «А». Это означает: отвод нашего выступающего фронта между плацдармами в Пулаве и Баранове незадолго до нападения русских, что сэкономит четыре дивизии для резервов. Агрессивная оборона на плацдарме в Пулаве, задерживающая оборона от плацдарма в Баранове до границы Силезии…

Для обстоятельного исследования генерала Йодля в штаб-квартире фюрера была предоставлена вполне достаточная комната, рассчитанная приблизительно на двадцать человек, которые вечером 9 января встретились для совещания с Гитлером.

Высокая, тяжелая фигура фельдмаршала Кейтеля возвышалась над собранием. Сам Йодль был бледен, его лицо казалось подобием маски. Полный Геринг стоял между его щеголеватым офицером по связи, генералом Христианом, и военно-морским адъютантом фон Путткамером. Интеллигентное, умное лицо генерала Винтера, начальника штаба оперативной группы «Юг», приятно контрастировало с бледными чертами Генриха Гиммлера. У стола с картой стоял коренастый, кривоногий генерал Бургдорф, начальник управления кадров ОКХ, известный как «могильщик корпуса немецких офицеров».

Вошел Гитлер. Он ступал осторожно, как старик, приволакивающий левую ногу. Его левая рука дрожала, плечи повисли, голова поникла. Лицо было дряблым и бледным. Седые пряди проглядывали в темных волосах. Двубортный серый костюм с золотыми пуговицами бесформенно висел на нем.

Гитлер обменялся рукопожатиями с каждым. Он подошел к столу. Адъютант придвинул ему стул, и Гитлер тяжело на него опустился.

А затем раздался этот странный, шелестящий, потрескивающий звук, который в течение уже многих месяцев сопровождал эти совещания – раздражающий, парализующий фон, который напоминал слушателям, что воображаемый колосс распадался: звук, который издавала левая рука Гитлера, дрожащая на картах.

Но все еще было опасно судить о внутренних ресурсах Гитлера по их внешнему упадку. Его воображение, что и говорить, покинуло его. У него оставалась лишь странная жесткость – он казался неспособным думать, рассуждать или планировать, в отличие от дней пика его власти. Но за этой жесткостью все еще стояла маниакальная сила. Гитлер все еще обладал отчаянным желанием жить, своим жестоким неприятием суровых фактов и своей неблагоразумной верой в судьбу, которая, некогда подняв его столь высоко, теперь не позволит ему упасть.

Разум был бессилен против судьбы.

Гудериан с лицом, передававшим напряженность, расположился слева от Гитлера, чтобы сделать доклад. Это стало традицией, так как взрыв бомбы 20 июля разрушил правую барабанную перепонку Гитлера.

– Мой фюрер, – начал Гудериан, – я приехал еще раз, чтобы совещаться с вами лично. Мы имеем информацию, которая внушает уверенность, что русское зимнее наступление, нацеленное на Берлин, начнется через три дня, 12 января. Я хочу сообщить вам еще раз, как я сделал это 24 декабря и 31 декабря, о реальной ситуации на Восточном фронте. Я привел генерала Гелена, чтобы показать вам любой документ, который вы пожелаете увидеть. 6 января я лично посетил группу армий «А» в Кракове, чтобы получить информацию относительно ситуации в этом секторе. Это – последний момент для действий. Я надеюсь, что наш доклад побудит вас передать Восточному фронту подкрепление, которое там необходимо, – и вы сделаете это сегодня вечером.

В ранние утренние часы 10 января генерал Харпе, главнокомандующий группой армий «А», ехал на юг по шоссе Кельце к своему штабу в Кракове. Равнины с обеих сторон прямой, без лесов дороги были покрыты снегом. Они бесконечно простирались во все направления – пустые, белые и плоские, без единого препятствия для русских бронетанковых войск.

Генерал возвращался из поездки на фронт, расположенный на плацдарме в Баранове. Он обсудил с генералом Грэзером посещение Гудерианом штаба группы армий «А». Они говорили об обещании Гудериана решительно потребовать подкреплений с запада или, в случае неудачи, одобрения операции «Поездка на санях», плана, разработанного Харпе и его помощником, генералом фон Ксиландером. Харпе слишком хорошо знал, что этот план в лучшем случае мог не больше чем воспрепятствовать русским вторгнуться в Силезию. Но по крайней мере, это была операция, которая давала немного надежды…

Пронизывающий ветер катился по равнинам. Генерал Харпе спрятал лицо в мехе воротника. Он был человеком, который все еще верил в судьбу Гитлера. Он даже все еще верил в разведку Гитлера и не обратил особого внимания на предупреждение Гудериана, что операция «Поездка на санях» интерпретируется Гитлером как выражение нехватки у Харпе боевого духа. Харпе надеялся – надеялся уверенно, – что в последний момент Гитлер поймет, насколько отчаянной была ситуация.

Автомобиль генерала вкатился в Краков и остановился перед зданием школы, где располагался его штаб. Генерал фон Ксиландер ждал на ступенях.

– Верховное командование армии только что прислало результаты совещания генерала Гудериана в штаб-квартире фюрера, – сказал фон Ксиландер. – Фюрер отказался от всего. От курляндских войск с запада, «Поездки на санях» – от всего. Фронт остается там, где он есть. И ситуация остается такой, какова она есть. Фюрер не верит, что будет русское наступление…

Ночью 12 января глубокую тишину над заснеженными пустыми просторами фронта в Баранове разорвал внезапный рев тяжелой советской артиллерии, взрывающей заграждения. Было около половины второго.

До шести часов утра многие тысячи российских снарядов градом осыпали немецкие линии. Они буквально распыляли позиции и людей. Между шестью и шестью тридцатью артиллерийский обстрел немного ослабел, чтобы только вновь вырасти до такого уровня, какого Вторая мировая война не знала прежде.

Затем русские пошли в атаку. Бесчисленные полковые колонны проникли в разрушенный немецкий фронт, не беспокоясь об опасности для флангов. Позади них катили советские танковые армии, одинаково равнодушные к тому, что происходило справа, слева или позади них. Они продолжали путь на запад. Рои пехотных дивизий следовали по их пятам, моторизованные любыми транспортными средствами, которые попадались под руку.

Прежде чем день закончился, 4-я немецкая танковая армия была рассеяна. Войска, которые пережили артобстрел, были охвачены русскими. В сумерках немецкие автоматы все еще можно было услышать здесь и там – но полевое оружие умолкло, контратаки прекратились. На передовых линиях командная цепь была разорвана на части. Все коммуникации с тылом были отрезаны. Едва ли кто-то знал, кем был его сосед. Оставшиеся в живых если не были захвачены, то предоставлены сами себе. Некоторые из них, по отдельности или маленькими группами, с небольшим количеством боеприпасов и без пищи, старались пробиться на запад через потоки русских.