Стратегия непрямых действий - Генри Лиддел Гарт Страница 5

Все больше убеждаешься в том, что прямой подход к цели психологической или физической — с направления, откуда противник ожидает нанесения удара, чаще всего приводит к отрицательным результатам. Причина этого ярко выражена в приводившемся выше афоризме Наполеона: «Моральный фактор относится к физическому как три к одному». Это означает, что, хотя формально сила противостоящей армии или страны определяется количеством войск и материальными ресурсами, последние в значительной степени зависят от стабильности управления, морального состояния, обеспечения бесперебойного снабжения.

Наступление в направлении, не являющемся для противника неожиданным, улучшает его положение и, таким образом, увеличивает силу его сопротивления. В войне, как и в спортивной борьбе, попытка бросить противника наземь, не лишив его предварительно устойчивости и равновесия, приводит к излишней и непроизводительной трате сил по сравнению с тем напряжением, которое испытывает противник. Успех при таком способе борьбы возможен только при огромном превосходстве в силах, и даже при этом условии он не будет решающим. В большинстве кампаний нарушение психологического и физического равновесия противника являлось важной предпосылкой для его окончательного разгрома.

Такое нарушение равновесия достигалось преднамеренными или случайными стратегическими непрямыми действиями. Как показывает анализ, такая стратегия может иметь различные формы, она шире, чем «manoeuvre sur les derrieres» [1], которые, как показали исследования генерала Камона, являлись постоянной целью и основным методом Наполеона при ведении боевых действий. Камон в основном изучал факторы времени, пространства и коммуникаций, но анализ психологических факторов ясно показал, что имеется внутренняя взаимосвязь между многими стратегическими мероприятиями, которые внешне не были похожи на маневры с выходом в тыл противнику и тем не менее определенно являются яркими примерами «стратегии непрямых действий».

Чтобы выявить эту взаимосвязь и определить характер различных действий, нет необходимости сопоставлять количество участвовавших в них войск, порядок снабжения и работу транспорта. В многочисленных исторических случаях нас интересуют аналогичные явления, а также работа тыла и мероприятия психологического характера, которые привели к ним.

Если в условиях, резко различающихся по характеру, масштабу и времени, при проведении аналогичных мероприятий получаются похожие результаты, то совершенно очевидно, что здесь имеется какая-то взаимосвязь, изучив которую, мы можем логически выявить общую закономерность. Чем более будут разниться условия, тем определенней будет выявлена эта закономерность.

Ценность всестороннего исследования войны заключается не только в том, что оно помогает найти новую и правильную доктрину. Если такое исследование является необходимой основой для любой военной теории, то оно в одинаковой степени необходимо и для обычного военного, изучающего историю войн и стремящегося развить собственный взгляд на вещи и составить собственные суждения. В противном случае его знания военного искусства будут неустойчивы, подобно перевернутой пирамиде, которую пытаются поставить на острие вершины.

Наиболее естественной отправной точкой для нашего исследования является первая большая война в европейской истории — Великая персидская война. Мы не можем рассчитывать на то, чтобы извлечь много поучительного из того периода, когда стратегия находилась в своем зачаточном состоянии. Однако слово «Марафон» слишком глубоко врезалось в память и слишком сильно действует на воображение всех изучающих историю, чтобы с ним не считаться. Еще большее впечатление это слово производило на греков. Поэтому в течение всех последующих веков сначала они, а затем европейцы преувеличивали значение Марафонского сражения. Однако если оценить его важность без преувеличений, то от этого лишь виднее становится его стратегическое значение [2].

Персидское вторжение в 490 г. до н. э. было сравнительно небольшой экспедицией, имевшей целью заставить Эретрию и Афины (см. рис. 1), являвшиеся, по мнению Дария, мелкими государствами, не вмешиваться в чужие дела и воздержаться от инспирирования восстания среди греческого населения Малой Азии, находившегося в персидском подданстве. Эретрия была разгромлена, и ее население вывезено для поселения на побережье Персидского залива. Затем наступила очередь Афин, где, как было известно, ультрадемократическая партия намеревалась поддержать персидскую интервенцию, надеясь с се помощью победить консервативную партию. Учитывая это, персы вместо наступления прямо на Афины высадились в Марафоне, в 24 милях северо-восточнее Афин. Этим маневром они рассчитывали выманить афинскую армию из города, чтобы тем самым облегчить захват власти в Афинах своим сторонникам, тогда как прямое наступление на город помешало бы восстанию и, возможно, даже заставило бы их выступить против персов. Во всяком случае прямое наступление поставило бы перед персами дополнительную трудную задачу осады города.

Если замысел персов был именно таким, то уловка удалась. Афинская армия выступила в направлении Марафона навстречу персам, которые тем временем приступили к выполнению следующего этапа своего стратегического плана. Под охраной войск прикрытия они снова погрузили свои главные силы на суда с целью выйти кружным путем к Фалерону, высадиться там и сделать бросок к незащищенным Афинам. Замечательно тонкое хитроумие этого стратегического замысла, хотя по целому ряду обстоятельств он и не увенчался успехом.

Благодаря энергии Мильтиада афиняне использовали свою единственную возможность и немедленно нанесли удар по силам прикрытия персов. В Марафонском сражении греки добились победы также благодаря лучшему вооружению. Более длинные копья и лучшие доспехи всегда давали грекам преимущество над персами. Сражение протекало гораздо напряженнее, чем рисует патриотическая легенда, причем значительной части сил прикрытия персов удалось без потерь погрузиться на корабли. С еще большей энергией, делающей им честь, афиняне совершили форсированный обратный марш к своему городу, и эта быстрота в сочетании с медлительностью действий оппозиционной партии спасла их. Ибо, когда афинская армия была уже в Афинах и персы увидели, что осада неизбежна, они отплыли обратно в Азию, поскольку перспектива выполнения чисто карательной задачи ценою больших потерь им не улыбалась.

Прошло десять лет, прежде чем персы предприняли еще одну попытку и напали на греков более крупными силами. Греки медленно усваивали уроки прошлого, и только в 487 г. до н. э. Афины приступили к увеличению своего флота, который должен был стать решающим фактором для нейтрализации превосходства персов в сухопутных силах. Таким образом, с полным основанием можно сказать, что Греция и Европа были спасены благодаря восстанию в Египте, которое приковывало к себе внимание Персии с 486 по 484 г. до и э, а также благодаря смерти Дария, наиболее способного из персидских правителей той эпохи.