Кто выиграл Вторую Мировую войну? - Александр Клинге Страница 5

Противопоставить этой картине равную по убедительности западная историческая наука не смогла. Действительно, обнаружить какую-либо ответственность СССР за аншлюс Австрии или ввод немецких войск в Чехию невозможно даже при большом желании. Поэтому наши бывшие союзники делали основную ставку на осуждение пакта Молотова – Риббентропа. В созданной ими картине получалось, что до заключения этого пакта Третий рейх был не слишком опасен, и только злополучный договор толкнул его на войну. С особым пристрастием смаковались подробности секретных протоколов, которые расценивались как раздел Восточной Европы двумя диктаторами, один из которых ничем не лучше другого. Попробуем же разобраться, где здесь правда, а где вымысел. Для этого нам придется рассмотреть несколько сюжетов.

Первый из них – это планы Гитлера. Какова была его реальная внешнеполитическая программа? Ответить на этот вопрос не так-то просто. Дело в том, что Гитлер не оставил дневников, практически не писал писем и меморандумов. В разговорах с различными людьми, в том числе с ближайшими сподвижниками, он мог говорить совершенно разные, порой прямо противоположные вещи. Определенное представление о планах Гитлера могут дать его произведения («Моя борьба» и вторая, оставшаяся при его жизни неопубликованной, книга), немногочисленные документы и выступления перед избранной аудиторией.

Анализируя эти тексты, можно сделать несколько выводов. Во-первых, главной целью германской политики Гитлер считал захват «жизненного пространства» на востоке Европы. Во-вторых, он считал неизбежной войну за европейскую гегемонию. Конфликт между славянами и германцами, по его мнению, был неотвратим. Этот конфликт, считал Гитлер, нельзя откладывать в долгий ящик, но к нему необходимо тщательно подготовиться. Лидер нацистов был умелым тактиком и был способен проводить достаточно гибкую политику. Каждый шаг на пути к своей цели он сочетал с уверениями в неизменном миролюбии рейха. Гитлер мог менять свои планы, сообразуясь с реальными обстоятельствами, и умело использовать противоречия между потенциальными противниками Германии. Несмотря на все тактические маневры, он никогда не упускал из виду главной цели. Поэтому можно сказать, что начать европейскую войну в подходящей ситуации он собирался с момента своего прихода к власти.

Однако перед нами стоит более важный вопрос – как получилось так, что ему удалось реализовать свои планы по подготовке к войне? И не просто реализовать, а весьма успешно? В какой мере этому способствовали (или, по крайней мере, не препятствовали) зарубежные державы?

Начнем с советской внешней политики. Скажем сразу: картина полного и принципиального разрыва Советского Союза с Германией сразу же после прихода Гитлера к власти не соответствует действительности. Разумеется, назначение канцлером главного врага коммунистов оказало большое влияние на отношения двух стран. Однако и политические, и экономические контакты продолжались. Советские дипломаты какое-то время надеялись, что с приходом Гитлера к власти советско-германские отношения существенным образом не изменятся. На XVII съезде ВКП(б) в январе 1934 года Сталин заявил: «Мы далеки от того, чтобы восторгаться фашистским режимом в Германии. Но дело здесь не в фашизме, хотя бы потому, что фашизм в Италии не помешал СССР установить наилучшие отношения с этой страной».

Нацисты на первых порах поддерживали эти иллюзии. Разумеется, говорить о принципиальности советского подхода в данном случае не приходится, но принципиальность в дипломатии – качество весьма редкое в принципе. Демонстративно порвать с Германией значило бы, полагали в Москве, толкнуть страну в объятия западных держав. То есть сделать более вероятной ту самую широкую коалицию империалистических стран, которой так опасались советские руководители. Свидетельством появления такой коалиции стал так называемый «Пакт четырех» (официальное название – «Пакт согласия и сотрудничества»), подписанный в Риме 15 июля 1933 года представителями Англии, Франции, Италии и Германии. Он предусматривал сотрудничество четырех держав в вопросах европейской политики. Несмотря на то что пакт так и не был ратифицирован и не вступил в силу, он получил вполне однозначную оценку советской стороны: «Сговор английского и французского правительств с германским и итальянским фашизмом, уже тогда не скрывавшим своих агрессивных намерений. Вместе с тем этот пакт с фашистскими государствами означал отказ от политики укрепления единого фронта миролюбивых держав против агрессивных государств».

В такой ситуации рвать отношения с Германией значило играть на руку противникам СССР в Европе. Поэтому большинство шагов, направленных на ослабление отношений между двумя державами, сделали сами немцы. Гитлер делал все большую ставку на создание Третьему рейху образа «европейского бастиона против большевизма», который он в дальнейшем умело использовал на переговорах с западными державами. В то же время периодически переговоры об улучшении отношений возобновлялись. Их инициаторами с германской стороны являлись в первую очередь один из ближайших сподвижников Гитлера, уполномоченный по выполнению Четырехлетнего плана рейхсмаршал Геринг и президент Рейхсбанка Шахт. Оба они считали экономическое сотрудничество с СССР необходимым для решения проблем германской промышленности, связанных с ускоренным перевооружением. Однако Гитлер каждый раз ставил крест на этих планах. А после 1936 года уже и советская сторона перешла в режим жесткой конфронтации. Этому способствовало подписание договора с Францией, а также начало Гражданской войны в Испании, где советские и германские военнослужащие впервые после 1918 года встретились на поле боя.

Имело ли советское руководство возможность помешать усилению Германии в 1930-е годы? Необходимо, в первую очередь, констатировать, что для борьбы с Третьим рейхом в одиночку у СССР отсутствовали как возможности, так и легитимные основания. Усиление гитлеровской Германии происходило мирным путем, хотя и с нарушением Версальского договора, однако с полного согласия держав, этот договор подписавших. Советский Союз, который не являлся гарантом Версальского мира, не имел никаких законных оснований жестко реагировать на восстановление в Германии всеобщей воинской повинности или аншлюс Австрии. Более того, такая реакция была бы расценена как агрессия. Поэтому единственное, что оставалось, – это попытки организовать систему коллективной безопасности, которая не позволила бы Третьему рейху выйти за определенные рамки.

С 1933 по 1939 год советская дипломатия выступила с целым рядом инициатив на этом направлении. Так, в феврале 1933 года на рассмотрение Конференции по сокращению и ограничению вооружений в Женеве была внесена декларация об определении агрессии, которая позволяла уточнить значение этого понятия. Соответствующий документ был подписан целым рядом государств, однако в их числе не оказалось ни одной великой европейской державы.

В следующем, 1934 году народный комиссар иностранных дел СССР Максим Литвинов выступил с идеей региональных пактов, которые должны были быть созданы в наиболее проблемных с точки зрения конфликтов регионах планеты, в том числе в Восточной Европе. Советский Союз как раз вступил в Лигу Наций, что определенным образом повысило его возможности на международной арене. Однако из идеи Литвинова ничего не вышло. Тем не менее определенный успех наметился на другом направлении – переговорах с Францией о заключении двустороннего соглашения. Несмотря на то что главный сторонник сближения с Советским Союзом – министр иностранных дел Луи Барту – был убит в октябре 1934 года, его преемники довели начатое дело до конца. 2 мая 1935 года советско-французский договор о взаимопомощи был подписан. 16 мая за ним последовал советско-чехословацкий договор. Эти договоры стали серьезным успехом советской дипломатии. Правда, имелись и настораживающие моменты. Так, с ратификацией соглашения французы тянули неприлично долго – до конца февраля 1936 года. Уклонилось французское правительство и от обсуждения более конкретных военных обязательств сторон.