Русская история в легендах и мифах - Матвей Гречко Страница 5

Елисей Бомелиус был сыном лютеранского проповедника из Голландии, недоучившимся медиком, практиковавшим в Лондоне и еще в Англии судимым за занятия черной магией.

В 1569 году московский посол Андрей Совин предложил Бомелиусу стать врачом русского царя. Тот с радостью переехал в Москву, где быстро стал любимцем Ивана, не столько врачуя тело, сколько насылая порчу и составляя яды. Карамзин писал: «Злобный клеветник Бомелиус составлял губительное зелье с таким адским искусством, что отравляемый издыхал в назначенную тираном минуту».

Русские ненавидели Бомелиуса и всячески пытались очернить его. В конце концов он оказался в опале. В 1579 году мага арестовали и подвергли пыткам, при которых он признался в измене.

«Его руки и ноги были вывернуты из суставов, спина и тело изрезаны проволочным кнутом; он признался во многом таком, чего не было написано и чего нельзя было пожелать, чтобы царь узнал. Царь прислал сказать, что его зажарят живьем. Его сняли с дыбы и привязали к деревянному шесту или вертелу, выпустили из него кровь и подожгли; его жарили до тех пор, пока в нем, казалось, не осталось никаких признаков жизни, затем бросили в сани и провезли через Кремль. Я находился среди многих, прибежавших взглянуть на него, он открыл глаза, произнося имя бога; затем его бросили в темницу, где он и умер».

Бомелиус долгое время играл на суевериях Ивана, поддерживал в нем страх, предсказывал бунты и измены. Он «обманул царя уверениями, что королева Англии молода и что для него вполне возможно на ней жениться».

Грозный стал писать Елизавете Тюдор, рассказывая, что изменники составляют против него заговоры, соумышляют с враждебными ему соседями, хотят истребить его со всем родом. Иван просил английскую королеву дать ему убежище в Англии и намекал на возможность брака. Елизавета отвечала, что московский царь может приехать в Англию и жить в ее владениях сколько угодно, но в своей руке отказала.

Тогда Иван стал спрашивать, не найдется ли при английском дворе какой-нибудь принцессы королевской крови, годной ему в супруги. Нашлась родственница Елизаветы, старая дева Мария Гастингс, графиня Гоптингтонская, – в русских документах ее называли княжной Хантинской.

Иван отправил в Лондон дворянина Федора Писемского узнать о невесте. Тот отписался, что «Мария Гастингс ростом высока, стройна, тонка, лицом белая, глаза у нее серые, волосы русые, нос прямой, пальцы на руках долгие». Об одном он забыл упомянуть: что невесте уже исполнилось тридцать лет. Ее называли племянницей Елизаветы, хотя она была всего лишь ее дальней родственницей по матери. На случай, если бы королева заметила, что у царя уже есть жена, Писемский должен был сказать, что она не какая-нибудь царевна, а простая подданная и для королевиной племянницы можно ее и прогнать.

Поначалу предложение стать русской царицей показалось засидевшейся в девках Марии великой честью, но потом, услышав о злодеяниях Ивана, она отказалась наотрез.

Пришлось сказать послу, что она была недавно в оспе и потому видеть ее и списывать с нее портрет никак нельзя. Рябая невеста не прельщала Ивана, и он принялся расспрашивать, нет ли у Елизаветы какой-нибудь другой родственницы, на которой он мог бы жениться. Переговоры зашли довольно далеко, в Москву даже был отправлен посол Баус, но его визит окончился ничем.

Федор Басманов – скоморох или любовник?

Говоря об любовных похождениях Ивана, нельзя ограничиться одним только женским полом. Содомские наклонности Грозного не были секретом для его близких: еще протопоп Сильвестр обличал их в своих проповедях. Да и сам Иван признавал, что ему свойственны «чрезъестественные влечения». Долгое время в фаворе был Федор Басманов. «Царев любовник» – называл его беглый князь Курбский. Об их связи писал и польский историк итальянского происхождения Александр Гваньини. Немецкий наемник Генрих Штаден, служивший в России в 1564–1576 годах опричником, в своих «Записках о Московии» также говорил о том, что царь предавался разврату с Федором Басмановым.

Во время оргий, которые устраивали опричники, Федор часто переодевался в женское платье и плясал для царя. Один из бояр, Димитрий Овчина-Оболенский, упрекнул этим любимца. «Ты служишь царю гнусным делом содомским, а я, происходя из знатного рода, как и предки мои, служу государю на славу и пользу отечеству». Федор пожаловался царю. Иван задумал отомстить Овчине, скрывши, за что. Он ласково пригласил Овчину к столу и подал большую чашу вина с приказом выпить одним духом. Овчина не мог выпить и половины. «Вот так-то, – сказал Иван, – ты желаешь добра своему государю! Не захотел пить, ступай же в погреб, там есть разное питье. Там напьешься за мое здоровье». Овчину увели в погреб и задушили, а царь, как будто ничего не зная, послал на другой день в дом Овчины приглашать его к себе и потешался ответом его жены, которая, не ведая, что сталось с ее мужем, отвечала, что он еще вчера ушел к государю.

Но в конце концов и Басмановы были заподозрены в измене. Первым пострадал отец – Алексей Данилович. В рассказе Карамзина отца и сына бросили в темницу вместе, и царь сказал, что помилует того, кто сумеет убить другого. Федор убил отца, но Иван Грозный сказал: «Отца своего предал, предашь и царя!» – и приказал его казнить. Басманов был приговорен к четвертованию, по слухам, на плахе он стал кричать, что готов поведать народу, как был любезен царю. Чтобы пресечь ненужные откровения, Малюта спешно отсек ему голову.

Но покончим с любовниками московского царя и вернемся к его государственной деятельности.

Псы царевы

В 1560-е годы перемены последовали не только в личной жизни царя, но и в политике. После смерти Анастасии практически все прежние советники царя и их родственники – даже малые дети – были арестованы, сосланы или казнены, а во дворце появились новые лица. Это были уже упоминавшиеся Басмановы, отец и сын, князь Афанасий Вяземский, Малюта Скуратов-Бельский, Василий Грязной и другие.

Вскоре царь выкинул совсем небывалый фокус: в конце 1564 года он распространил слух, что собирается бросить престол и страну. Приказав собрать дворян, детей боярских и приказных людей, выбрав их поименно, Иван объявил, будто ему известно, что многие не терпят его и злоумышляют на его жизнь, поэтому он намерен отказаться от престола. С этими словами Иван положил на землю жезл и царскую одежду и вскоре отбыл в Александровскую слободу (120 км от Москвы). Оттуда он принялся слать грамоты, которые зачитывали на площадях. В них он говорил о своей любви к народу и о великом гневе на бояр. Иван достиг желаемой цели: народ с энтузиазмом воспринял идею, что «царь – хороший, бояре – плохие». Нанятые люди распространяли слухи о том, что если бы не бояре, то жизнь стала бы сытой и вольной. Ситуация грозила бунтом, и бояре были вынуждены отправить посольство в Александровскую слободу.

Выслушав их, Иван согласился вернуться, но с тем условием, что он окружит себя доверенными, «опричными» людьми, призванными истреблять лиходеев и выводить измену из государства. Бояре согласились.

Митрополит Филипп и Малюта Скуратов. Николай Неврев. 1989 г.