Мордюкова, которой безоглядно веришь - Виталий Дымов Страница 5

Весна сорок второго года обещала вроде бы осуществление надежд на скорую победу. Красная Армия развернула ряд наступательных операций, в том числе под Харьковом. Однако через несколько дней наступили тяжкие дни — череда сокрушительных поражений. Советские войска были разгромлены в Крыму, им пришлось оставить и Севастополь. Но главные события разворачивались севернее, в излучине Дона и Волги. Гитлеровцы рвались на восток, к Сталинграду, частью своих сил поворачивая на юг — на плодородные Кубань и Ставрополье, к горам Кавказа, за которыми уже маячил для них призрак бакинской нефти, столь необходимой для вермахта. Враг снова захватил Ростов-на-Дону. Вот-вот немецкие солдаты должны были появиться на Кубани.

Ирина Петровна, председатель колхоза, коммунистка и жена фронтовика, не питала иллюзий относительно своей возможной судьбы, если их село захватят фашисты. Было решено уходить на восток, в эвакуацию. Усадив детей на подводу, Мордюкова отправилась в страшный и трудный путь. В эти летние дни сорок второго пришлось узнать и голод, и изнуряющий зной, и налёты немецкой авиации на дороги и мосты, по которым передвигались колонны беженцев и отступающие красноармейцы. Под влиянием слухов и достоверных известий о военной обстановке, стремясь не попасть в руки немцам, Мордюковы постепенно отклонялись всё дальше на юго-восток, пересекая весь Краснодарский край и приближаясь к предгорьям Кавказа.

И всё-таки уйти от врага не удалось — слишком стремительным было продвижение немецких моторизованных частей. Позади остался Армавир, всё ближе была административная граница Краснодарского края и горной автономной Карачаево-Черкесии, прошли беженцы уже и станицу Отрадную, когда немцы настигли их.

Семья Мордюковых осела не в самой станице, а на хуторе Труболет, неподалёку от неё. Несколько необычно название хутора (впрочем, позже он стал называться Ново-Урупским). Не исключено, что связано словцо «труболет» с бытующим кое-где названием погорельцев, жильцов места, где был пожар, где всё достояние «в трубу вылетело»… Хутор Труболет, кстати, — место рождения писателя Ивана Бойко, прозванного позже «батькой кубанской частушки».

Как бы там ни было, нужно было привыкать к новым местам, а самое главное — к оккупационным порядкам. А порядки эти, кстати, на Кубани и Северном Кавказе были своеобразные. Оккупанты стремились привлечь на свою сторону хотя бы часть здешнего населения, полагая, что былые антисоветские настроения казачества и зажиточного крестьянства можно возродить и поставить себе на службу. Началось формирование местной полиции, казачьих подразделений, а также национальных отрядов горцев на службе у гитлеровцев. Фашисты щедро раздавали обещания: кому — предоставить автономию, кому — наделить землёй. И в то же время сохранили колхозы, объявив их временным явлением, пока идёт война, а на самом деле полагая, что осуществлять контроль за работой подневольных людей, взимать с них налоги и всевозможные поборы будет проще при сохранении коллективного земледелия. Как бы там ни было, а Ирине Петровне пришлось идти работать в поле, Нонне — помогать ей и нянчить меньших детей. Некоторые из ребят пошли в школу, которую оккупанты решили не закрывать.

Однако в своей политике «задабривания» гитлеровцы просчитались. Большинство населения не принимало новую власть, хорошо успев рассмотреть её нечеловеческий облик. Оккупанты грабили местных жителей, практически подчистую изымая у них продовольствие, забирая тёплые вещи и многое другое. Голод стал постоянным спутником жителей некогда плодородного края. Случалось, что в дальнюю дорогу к родственникам или знакомым, у которых можно было разжиться кукурузой или тыквами, мать посылала не только старшую дочь, но и меньших детей (бывало иногда, что даже семилетнюю девочку), которых соглашались подвезти до нужной станицы знакомые… И никто из младших не роптал — понимали, что иначе останутся совсем голодными.

Не только взрослые, но и дети научились разбираться во время авианалётов по характерному завыванию бомб, где взорвётся смертоносный груз — рядом или поодаль.

С ненавистью и болью смотрели многие казаки и беженцы, как оккупанты казнили на виселице в станице схваченных ими партизан. Партизанское движение ещё не получило здесь большого развития, но гитлеровцы без суда и следствия расправлялись со всеми заподозренными в пособничестве «бандитам». А тут ещё вернулся к семье с фронта Виктор Мордюков. Вернулся инвалидом, без ноги. Передвигался на костылях. Приходилось прятать его от вражеских глаз, чтобы не забрали в лагерь или того хуже. Ведь сколько было случаев, когда вызывали людей в немецкую комендатуру, а оттуда они уже не возвращались.

Во время отступления советских войск некоторые отставшие или попавшие в окружение солдаты оказались во вражеском тылу. Теперь население по мере сил прятало их, нередко выдавая за своих родственников.

И всё-таки иногда молодость и жизнерадостность брали своё даже в таких нечеловеческих условиях, вспоминала позже Нонна Викторовна. Как ни старались оккупанты парализовать жизнь, запугать всех, им это не удавалось. Случалось, что собиралась молодёжь в какой-нибудь хате, завешивала одеялами окна и при тусклом огоньке коптилки или лучины пела песни. Бывало, что кто-нибудь, умевший играть на гитаре, брал в руки чудом уцелевший от реквизиций инструмент. И в такие вечера казалось, что война с её ужасами и страданиями куда-то отступила. И неизменная кукурузная каша на столе (а иногда и её не было) казалась не такой приевшейся, даже без соли. Соль вообще стала острейшим дефицитом. Иногда удавалось у какого-нибудь немецкого солдата посердобольнее выпросить или выменять щепотку, и это был настоящий праздник.

Но в победу люди верили даже в самые трудные дни, отчаянию старались не поддаваться. Нонна ещё больше поняла в эти месяцы оккупации, что её родители — люди крепкой закалки. В холоде и голоде, под прицелом оккупантов, они верили, что Россия всё равно победит, что сильнее Советской страны нет в мире.

Бесконечно тянулись первые месяцы оккупации. Но в конце ноября 42-го донеслась весть о разгроме и окружении немцев под Сталинградом. И что-то изменилось в поведении немецких властей: прибавилось озлобленности, но в то же время ощущалось, что гитлеровцы уже и сами не рассчитывают остаться хозяева здесь, в предгорьях Кавказа. А первый месяц сорок третьего принёс долгожданное освобождение. Советские войска, развивая наступление, продвигались на Армавир и Ставрополь. Под угрозой окружения гитлеровцы начали отступление и из Отрадненского района. Перед уходом недавние «хозяева» ограбили людей, как только могли. Забирали уцелевших ещё кур, хлеб, вытаскивали из укромных местечек спрятанные куски сала. Все удивлялись, как быстро утратили германские солдаты свою выправку и надменность. Многие, судя по их виду, голодали — ведь снабжение войск нарушилось, а у населения брать было уже нечего.

В январе 43-го фронт откатился на север, в сторону Азовского моря, и жители Отрадной оказались на освобождённой территории. Несмотря на все трудности и лишения, вздохнули свободнее. Упрочились надежды, что рано или поздно настанет счастливая мирная жизнь. А Нонна в это время даже испытала первую в жизни влюблённость — в молодого партизана Володю. Но главное, что довоенная мечта о кинематографе, о карьере артистки разгорелась у неё с новой силой.