Фадеев - Василий Авченко Страница 5

Одна из драм Фадеева — его постоянное и безуспешное стремление вернуться на Дальний Восток. Чувство его к этим местам до конца жизни оставалось сильным и трепетным. Он так и остался приморским мальчиком Сашей, замаскированным под большого советского писателя и чиновника Фадеева.

«Поэты родятся в провинции, в столице поэты умирают», — напишет позже и по другому поводу сибиряк Александр Вампилов.

Это старое здание в центре Владивостока по улице Суханова, 8, из желтовато-серого кирпича, построенное по проекту архитектора Сергея Венсана и напоминающее старинный замок, — само окаменевший сюжет. В нем сначала располагалось Владивостокское коммерческое училище, затем — индустриальный техникум и рабфак, с 1932 года — университет. В 1939 году, после того как многие профессора и топ-менеджеры вуза были репрессированы, Дальневосточный государственный университет расформировали. В здание — что называется, с особым цинизмом — вселилось краевое управление НКВД. Между ним и крайкомом ВКП(б), располагавшимся неподалеку — на Светланской, 47, — вырыли подземелье. При необходимости первые лица края должны были уходить в недра Почтовой (Алексеевской) сопки, где появились запасной пункт управления, бомбоубежище и система эвакуации. В 1956-м университет восстановили, здание ему вернули.

Поначалу здание доминировало, выделялось, окруженное одно- и двухэтажными скромными домиками. Улица Суханова тогда называлась Нагорной — впрочем, имя Нагорной во Владивостоке может носить почти любая улица. Дом Сухановых, в честь одного из которых — Константина — переименовали улицу, стоит здесь же, в двух шагах от училища (Александр Суханов был крупным приморским чиновником, а его сын Константин возглавил Владивостокский совет, что и спасло дом от сноса). И рядом же, на бывшей Полтавской (теперь улица Лазо [8]), — здание следственной комиссии, где в 1920 году японцы схватили большевиков Лазо, Луцкого и Вс. Сибирцева. Это старый Владивосток, в нем вообще почти всё близко.

В 1990-х я ходил в бывшее здание коммерческого училища за стипендией для нашей группы журфака ДВГУ. Времена были веселые, и один-два однокурсника иногда шли со мной — инкассаторами. Тогда в университете ходили рассказы о россыпях гильз и чуть ли не костях, найденных в подвале. Скорее всего, это легенды: пик репрессий пришелся на годы, когда НКВД здесь еще не квартировал, да и, наверное, просто нерационально расстреливать людей в центре города. Есть свидетельства о простреленных черепах, обнаруженных при прокладке к саммиту АТЭС-2012 дороги Седанка — Патрокл — и вот это как раз неудивительно: район находки даже сейчас — городская периферия.

Сегодня на здании две мемориальные доски: Фадеева и Билименко-Судакова — его друга и однокашника, выдающегося авиаинженера. Когда-то они вместе носили униформу коммерческого училища и Меркурия — покровителя торговцев и воров — на зеленых фуражках.

Фадеев поступил в ВКУ осенью 1910 года [9]. Это был год пятидесятилетия города, когда вышла первая его летопись — «Краткий исторический очерк…» Николая Матвеева-Амурского, основателя целой литературной династии, к которой принадлежат Венедикт Март, Иван Елагин, Новелла Матвеева. Владивосток к тому времени был уже развитым городом, главным тихоокеанским портом России. Ни маньчжурский Дальний, отошедший с Порт-Артуром к Японии, ни Николаевск-на-Амуре уже не считались его конкурентами. Владивосток был живым, бодрым городом — полуевропейским, полуазиатским. «Дивный тупик Руси» — говоря словами упомянутого Елагина.

Фадеевских адресов во Владивостоке — целая россыпь. Первые годы он живет у Сибирцевых на Комаровской (впоследствии — Шевченко, Бородинская, Геологов, ныне — улица Прапорщика Комарова). «Среди ребят, игравших на нашем дворе, был мальчик среднего роста, худощавый, с оттопыренными ушами, часто и весело смеявшийся. Звали его — Саша Фадеев. Он жил на Комаровской улице с сестрой Таней. Его родители жили в это время в селе Чугуевке», — вспоминала Тамара Головнина [10].

Потом жил на Суйфунской (Уборевича), Нагорной (Суханова), Китайской (Океанский проспект), на Петра Великого, в Маркеловском (Краснознаменном) переулке, на Последней (Уткинской), в общежитии коммерческого училища, в казарме Сибирского флотского экипажа, куда переехала прогимназия Сибирцевых… Фадеев — человек очень владивостокский; проникшийся городом и всегда вспоминавший о нем уважительно, внимательно и трепетно.

Заведение со скучным названием «коммерческое училище» оказалось необычным. Во-первых, оно было негосударственным (содержалось на средства попечительского совета биржевого общества) и отличалось демократизмом — во многом благодаря директору Евгению Луценко. Во-вторых, преподавали там не только торговые науки. Фадеев, например, проявил способности к изучению японского языка [11]. После обязательных занятий шла работа в кружках, делались доклады, устраивались литературные вечера, спектакли. Преподаватель географии Глуздовский проводил экскурсии по краю — целые учебные экспедиции.

Преподаватель литературы Степан Пашковский вспоминал: «Для своего времени оно (училище. — В. А.) было некоторым оазисом среди пустыни „казенных“ гимназий и других „казенных“ учебных заведений. Широта программы, отсутствие надзора со стороны попечителей округа, либерализм кадетствующего директора Луценко позволяли широко раздвигать рамки школьного преподавания… Общая атмосфера в коммерческом училище дышала свободой и основывалась на содружестве учителя и ученика. Нужно было видеть, как во время большой перемены на катке во дворе училища школьники в паре с учителем и даже с директором мчались по зеркальной поверхности хорошо содержавшегося катка. Коммерческие училища привлекали к себе многих передовых учителей, стремившихся к обновлению школьного преподавания».

Есть фото Пашковского тех лет — молодой, какого-то неформального вида: ежик, полоска бороды, усики… Он обратил внимание на Сашу во время подготовки к вечеру по русскому фольклору: «Его работы, классные и домашние, по литературе были оригинальны по замыслу, обстоятельны со стороны содержания, со стремлением глубоко развернуть тему. Словесные средства мальчика не были особенно богаты, но яркие краски изумляли. Красочность, правдивость, задушевность — вот те качества, которыми отличались письменные работы Фадеева. Его письменная работа на тему „Сон Обломова как образец художественного повествования“ была отмечена как выдающаяся». Сам Фадеев признавал, что своим писательским успехом «бесконечно обязан» Пашковскому [12].