Вслед за Великой Богиней - Аркадий Захаров Страница 5

Северяне в слово «исток» вкладывают значение, еще не растолкованное словарями. У них оно означает нечто вроде «потока воды, истекающего из одного водоема в другой». Не река, но и не ручей. Как и все таежные речки, найденный нами исток имел крутые берега, большую глубину и массу спрессованного мусора и деревянного лома, начиная почти от самого устья.

Сквозь густые береговые заросли тальника мы с Володькой с трудом продрались к завалу. Оказалось, что весь сор и плавник держатся на двух упавших с противоположных берегов истока деревьях, образовавших своего рода плотину из веток. Но что странно: стволы не сами рухнули и не ветер их свалил, а оказались специально подрублены.

Уже в сумерках, с помощью топоров и мотора, нам удается пробиться сквозь завал. От нависающих над руслом ветвей в истоке темно. Ловлю себя на мысли, что с неба его не видно. На самых малых оборотах, то и дело задевая винтом за подводные препятствия, продвигаемся вперед, пока не упираемся в очередной непроходимый завал. «Опоздали, — ворчит Романов, — надо было по большой воде, в июне. Сейчас намучаемся…» Собрин же, осмотрев завал, устало командует: «Ночевать надо. Доставайте примус — костер жечь не следует. Спать будем в лодке — так безопаснее…»

Среди ночи нас разбудил отчаянный, злобный лай привязанного на берегу кобеля. Бурька раньше так никогда не лаял. Поспешно зарядив ружья, стреляем в воздух, но пес не унимается и, оборвав поводок, исчезает в тайге. Его ожесточенный лай вскоре затихает в отдалении. Рассвет не наступал мучительно долго.

Утром Собрин долго искал и изучал следы. Вернулся мрачный и, прихлебывая у костра чай, неожиданно заявил:

— Однако, смелая собака был. Жалко, что пропала. Подождать бы надо — вдруг вернется. — А кто приходил ночью?

— Не знаю, — так маячит. — И, помолчав немного, непоколебимо добавил: — Я, однако, ждать останусь. Дальше идти нельзя — тайга знак дает.

Переубеждать его — дело бесполезное, и, посоветовавшись, решаем пробиваться к островам вдвоем.

Завалы на истоке следуют один за другим. Преодолев один, мы упираемся в следующий. Иногда пытаемся форсировать небольшие завалы с ходу. Изредка это нам удается, но большей частью мотор резко откидывается, ревет, винт хватает воздух, снова погружается, раздается треск и двигатель развивает бешеные обороты — опять срезало предохранительный штифт. И все же, меняя штифты и винты, понемногу продвигаемся, пока не упираемся в совершенно непреодолимый завал.

Как и самый первый, он оказался рукотворным. Вода струилась через него небольшим водопадом. Осмотрев препятствие, решаем обойти его по берегу. Только водномоторник может понять, какой это нелегкий труд!

Лишь на следующий день мы одолели «ломоватый исток». Сквозь узкое, зарастающее тальником горло истока, раздвигая бортами кусты, лодка вырвалась на залитый солнцем озерный простор, нечаянно распугав огромный табун уток.

Собрин указал нам надежные ориентиры, и, порыскав немного вдоль берега, мы нашли протоку в другое озеро. Она оказалась мелкой и не широкой, но зато совершенно свободной от завалов. Выйти для отдыха на топкий берег нам не удалось, и того вожделенного озера, на поверхности которого бугрилось несколько островков, мы достигли вконец измотанными. Обрадованно даю полный газ и правлю к ближайшему острову. Лодка сначала уверенно глиссирует, но затем сбавляет ход, гонит перед собой мутную волну, мотор натужно буровит винтом черную грязь и, наконец, захлебывается. Лодка, осев, увязает в жидком сапропеле, слегка прикрытом тонкой пленкой воды. Влипли! Понятно, почему Собрин остался.

О движении вперед не может быть и речи. Весло уходит в ил по самую рукоятку, но так и не упирается в дно. Пробуем, действуя веслом как лопатой, прокопать в грязи перед лодкой подобие желоба, чтобы хоть немного продвинуться назад. С трудом, но получилось. Итак, метр за метром, почти сутки мы преодолевали ту четверть километра, что с ходу проскочили за пару минут. Вконец обессиленные, с перегретым мотором мы возвратились на первое озеро и до бесконечности долго искали горло истока. Не знаю, сколько бы мы проискали выход, не заглохни мотор. В наступившей тишине мы услышали отдаленное журчание водопада в истоке. Не буду рассказывать, как мы добирались назад, как радовались встрече с Собриным и печалились потере собаки. Мы тогда так утомились, что и вспоминать не хочется. А вот ощущение, что мы были близки к разгадке какой-то тайны, не покидает меня и сегодня.

Когда мы допытали Собрина, почему он не пошел с нами на остров, тот очень серьезно ответил:

— А если бы вы пропали в тайге? Кто бы ваш розыск организовал? С тайгой, парень, не шутят — в ней всяко бывает, подстраховка нужна: собака вон бесследно сгинула.

— На будущий год, по разливу, снова сюда приеду, — заявил Володька.

— По разливу этот исток непросто найти — все кусты в воде стоят. Да до весны еще и дожить надо, — охладил его пыл Собрин. — Соберемся ли мы еще раз… Комполен нас пускать не хочет.

— Какой такой комполен? — удивился я.

— Слуга Золотой богини, — приглушенно ответил охотник. — У нее три хранителя: водяной, змей и комполен — лесной человек.

Помню, я недоверчиво ухмыльнулся, не поверив собринским суевериям, а он, заметив мою ухмылку, обиделся и не сказал больше ни слова. А может, просто посчитал, что напрасно проговорился о своей таежной тайне, которую посторонним доверять не следует.

Осенью он утонул при непонятных обстоятельствах. На этом закончились мои практические поиски Сорни-най. Но волею случая оказавшись на тропе поиска, я уже не смог сойти с нее и продолжил поиски следов югорской богини в литературных и исторических источниках. Конечно, я не мог и предполагать, что, достаточно попетляв, тропа эта выведет меня к чудесному Лукоморью. Но прежде пришлось перелистать горы книг. На мое счастье, если чем оказалась и богата наша Тюмень, так это библиотеками. Те самые сибирские коммерсанты, которых принято изображать полуграмотными самодурами, на деле были столпами, на которых держалось просвещение, культура и технический прогресс сибирской провинции. Это купцы стояли у колыбели сибирского книгопечатания, это они построили коммерческое и реальное училища, это на их средства собирались фонды лучшего в Сибири краеведческого музея и даже кормилась в Швейцарии группа «Освобождение труда». Много их было. Но остановимся на одной фамилии — Текутьев, поскольку именно он приложил руку к основанию городской библиотеки, получившей название Пушкинской.

Городской голова купец Текутьев в Тюмени слыл человеком высокообразованным и просвещенным, поскольку содержал свой театр. При театре в 1989 году открылась первая в городе бесплатная публичная библиотека. А поскольку торжественное открытие приурочили к 100-летию со дня рождения А. С. Пушкина, библиотеку назвали Пушкинской. Накануне революции ее фонд составил около пятидесяти тысяч томов.

После революции национализированные библиотеки реального училища, клуба приказчиков, рабочего клуба и другие объединили с частью пушкинской и разместили в бывшей Спасской церкви, которая приютила книги на долгое время, пока безудержно прибывающий поток литературы не заполнил до краев старые стены, почти не оставив места читателям и служителям книжного культа.