Империя тюрков. Великая цивилизация - Рустан Рахманалиев Страница 5

Когда ассирийцев, вавилонян и мидов в качестве гегемонов в Передней Азии сменили персы, они занялись защитой «оседлого» Ирана.

Незаурядный политический деятель, царь из династии Ахеменидов Кир Великий был одержим химерической идеей – завладеть миром. В этой связи в исторических хрониках есть факт, свидетельствующий, что иноземным захватчикам сумели дать сокрушительный отпор свободолюбивые племена массагетов под предводительством царицы Томирис.

По Геродоту, Кир осуществил свой последний поход против массагетов, живших восточнее Хивы около 530 г. до н. э., но потерпел полное поражение и погиб.

Следует остановиться на историческом портрете Кира Великого, основателе Персидской империи Ахеменидов, свергнувшем Астиага, царя Мидии, и захватившем его столицу Экбатану (550 г. до н. э.). В 546 г. до н. э. Кир разгромил Креза и установил свое господство над Малой Азией и царством Набонида (последнего из халдейских царей), добавив к своим владениям Вавилон, Ассирию, Сирию и Палестину. Дальнейшие завоевания на севере и востоке завершили создание огромной империи.

Следующим противником скифов из династии Ахеменидов был правитель Персии Дарий I (ум. в 486 г. до н. э.). Скифия в VI в. до н. э. уже представляла большую политическую силу.

Дарий начал с крупной экспедиции против «европейских» скифов (514–512 гг. до н. э.). Через Фракию и нынешнюю Бессарабию он вступил на территорию Степи, где скифы, следуя обычной тактике кочевников, тактике выжженной земли, не вступая в сражение, стали отступать и заманивать его все дальше в пустынные просторы. У Дария хватило мудрости вовремя повернуть назад. Геродот считал эту «русскую кампанию» безумным капризом деспота. В действительности же Дарий стремился осуществить естественную политическую идею – сделать «внешний Иран» персидским и завершить паниранское объединение.

Древние персы, покорив на западе Вавилон, Малую Азию, Сирию и Египет, а на востоке Согдиану и часть Индии, рассматривали себя как мировую империю – Иран, противопоставлявший себя Турану. Иран и Туран населяли близкородственные племена арийцев. Разделяла их не раса или язык, а религия.

Инициатива разделения древнеарийской культурной целостности приписывается пророку Заратустре, жившему в VI в. до н. э. и проповедовавшему монотеизм – почитание Ахурамазды («мудрого владыки») вместо пантеона арийских богов – дэвов, тех самых, которых эллины помещали на Олимпе, а германцы – в Валгалле. Помощники Ахурамазды – ахуры – эквивалентны эллинским гигантам и индийским асурам – врагам дэвов. Мифология и космогония в новом исповедании оказались перевернутыми на сто восемьдесят градусов.

Новую веру приняли далеко не все. Даже в Иране она возобладала не сразу. Но все арийцы, которые сохранили верность древним богам, стали туранцами, а сторонники Заратустры – иранцами. Так совершилось разделение на Иран и Туран.

После того как попытка объединения провалилась, скифы оставались хозяевами Южной Руси еще на протяжении трех столетий.

В результате экспедиций Дария I в Малой Азии все-таки был поставлен надежный заслон набегам кочевников.

В III в. до н. э. скифы пали жертвой сарматов, за исключением небольшой их группы в Крыму, которая была завоевана готами в III в. н. э.

Крупные скифские вторжения VII в. до н. э. на Кавказ, в Малую Азию, Армению, Мидию и Ассирию интересны не только для политической истории. Первый контакт скифов с ассирийским миром (не забудем, что скифы были его союзниками), который продолжался около ста лет, представляет собой важнейшее событие для истории степного искусства. Прежде всего именно во время походов в Малую Азию в VII в. до н. э. скифы завершили переход из бронзового в железный век. И начало скифского искусства проходило под влиянием Хальштатской техники обработки железа в кельтско-дунайском регионе. Но главным образом великое перемещение народов в VII в. до н. э. привело к тесным отношениям между Кавказом и страной мидийцев (Луристан), с одной стороны, и скифов – с другой. Имеются бесспорные свидетельства прямого влияния ассирийско-вавилонской Месопотамии на первые произведения скифского искусства.

Это – отправная точка всего скифского искусства, о котором можно оказать, что оно обошло стороной ассирийский (или греческий) натурализм, предпочтя ему декоративность. Так, на юге России на целые столетия воцаряется эстетика Степи, а ее четкие тенденции можно проследить в их развитии на востоке, вплоть до Монголии и Китая. С самого начала в скифском искусстве существовали два течения: натурализм, периодически подпитываемый из ассирийско-ахеменидских источников, с одной стороны, и эллинизмом, с другой, и декоративное течение, которое подавляет, деформирует и отводит в сторону первое течение ради чисто орнаментальных целей. В конце концов, анималистический реализм, с которым никогда не расставался этот народ всадников и охотников, превратился в предлог для декоративной стилизации.

Такая тенденция объясняется условиями жизни кочевников – как скифо-сарматов на западе, так и хуннов на востоке. Они не имели постоянных поселений, поэтому скульптура, барельеф и живопись, которые изначально предполагают реализм, были для них чуждыми. Их атрибуты роскоши сводились к одежде и украшениям, к аксессуарам снаряжения и конской сбруи. Поэтому такие предметы, как застежки и пряжки, подвески для сабли, элементы лошадиной сбруи, будто специально предназначены для стилизации. Кроме того, все северные кочевники проводили жизнь верхом на лошади, преследуя и загоняя зверей, как волки загоняют антилоп. И естественно, что они усвоили из ассирийско-вавилонских уроков только геральдические темы и стилизованные сражения животных. И наконец, эти анималистические сюжеты имели для степных охотников магическое значение.

Если оставить в стороне греко-скифские предметы украшения, которые можно назвать скифскими только по сюжету, но на деле они выполнены греческими художниками, работавшими для эллинских колоний в Крыму или непосредственно для степных царей, мы увидим в скифском искусстве только образы животных, сведенные к геометрическим формам и служащие для орнаментальных целей. Повсюду: в Костромском захоронении V в. до н. э., в Елизаветовских раскопках той же эпохи, в Кул-Оба, в Крыму (450–350 гг. до н. э.), в сокровищнице сарматской эпохи из Западной Сибири (I в. н. э.), в Верхне-Удинске (Забайкалье), – где найдены образцы хуннского искусства нашей эры, мы видим оленей и лошадей с пышной гривой, а когти хищников завиваются в кольца и спирали, в два раза превышающие размер животного. Даже верхняя губа лошади вывернута в форме улитки. В западносибирском искусстве скифов и сарматов и в искусстве аналогичного типа, которое сформировали юечжи, стилизация анималистических форм достигает совершенства.

Степное искусство далеко уходит от искусства оседлых народов: скифское искусство можно противопоставить ассирийско-ахеменидскому, хуннское – китайскому, несмотря на их общую почву, которой являются сцены охоты и сражения зверей. Ассирийцы, ахемениды и китайцы эпохи Хань показывают нам тех же животных, преследующих или угрожающих друг другу, в простом, наполненном воздухом декоре. А у скифов и хуннов мы наблюдаем зверей, которые сплетаются в смертельной схватке. Здесь нет никакого движения. Это драма, в которой жертва как будто увлекает своего палача в пропасть гибели. Но здесь есть внутренний динамизм, внутренняя трагическая мощь.