Евпраксия - Александр Антонов Страница 5

— Но чем она тебя удивила? — спросила графиня Гедвига, зная излишнюю восторженность Оды.

— О боже! Она огонь и соловей, и ангел, и бесёнок, и умная головушка! Всего в ней вдоволь, потому и удивляет. Ей тринадцать лет, и если мы её привезём и год-другой она обвыкнется, речь нашу познает, тогда. — Ода захлопала в ладоши, — тогда, как на Руси, мы будем кричать жениху и невесте «Горько!».

— Остановись, Ода, остановись! — потребовал Удон. — Лучше скажи толком: сколько у великого князя сынов, дочерей?

— Ещё две дочери и два сына. Но княжата, думаю, вас не волнуют, а дочери... Старшая Анна-Янка была просватана за византийского царевича Константина. Они многажды виделись в Киеве, полюбили друг друга, но когда после сговора он вернулся в Константинополь, его насильно постригли в монахи. А средняя дочь замужем тоже за византийским царевичем. Вот и всё.

— Крепко ли сидит на троне князь Всеволод? — спросил Удон.

— Он будет царствовать до заката дней.

— И что же ты посоветуешь делать? — спросила Гедвига.

— Я бы узнала, что думает о том ваш сын.

— Ну полно, полно. Сыну должно слушать и соглашаться с нами, — заметил маркграф и спросил супругу: — Не так ли я мыслю, дорогая?

— Ты всегда прав, государь, — ответила Гедвига. — Но если бы Генриха и спросили, он согласился бы с нашей о нём заботой.

— Я выражаю тебе, Ода, великую благодарность. А теперь подумаем о сватовстве. Русь ведь очень далеко от нас, — размышлял Удон.

Имея в своём характере военную косточку и будучи нетерпелив, он приказал своим придворным готовиться в дальний путь, дабы кто-то другой не опередил его на нуги к здоровой и богатой невесте. Удон счёл, что ему самому следует ехать на Русь. И сын должен быть при нём. Только так, считал он, удастся без проволочек заключить брачный союз с великим князем россов. И только лично можно будет поторговаться за приданое, потому как в другом случае князь может и обмануть.

Однако сборы в путешествие не протекали гладко. И причиной тому оказался император Генрих IV. Сказывали потом, что всё случилось из-за болезненной заносчивости маркграфа Удона. Ещё в первый день сборов в дорогу княгиня Ода сказала ему:

— Ты бы, братец, послал своего духовного отца к епископу в Гамбург за благословением. Дело мы затеяли непростое, невеста православная, и тут могут возникнуть всякие препоны.

— Полно, сестрица, в том нет надобности. Привезём невесту, а там и решим, быть ли ей в католичестве. Да и не пристало мне кланяться преподобному Рейберну. Он во главе гамбургского епископата моими заботами. Как скажу, так и будет.

— Я тебя предупредила, а ты смотри не обмишулься, — скрепя сердце согласилась Ода.

Слухи о сборах маркграфа Удона на Русь какими-то путями всё-таки дошли до епископа Рейберна. Он же, давно избавившись от зависимости маркграфа Штаденского и верно служа императору а ещё по заведённому церковной властью уставу, поспешил в Кёльн и посвятил в это событие Климента III, когда-то избранного волею императора в папы римские. Бывший граф Риберто из Пармы, как духовный отец императора, Климент не мог утаить от него столь важную новость. Он не мешкая явился во дворец и всё поведал о замыслах маркграфа Штаденского Генриху IV и добавил свои размышления по этому поводу.

— Ныне, ваше императорское величество, католическая церковь пребывает в противостоянии с православным арианством. Потому спрашиваю вас, государь: нужен ли сей брак Германской империи?

Генрих, однако, удивился, почему таким вопросом его озадачил антипапа Климент III. Ведь это папа римский Григорий VII был во вражде с греческим патриархом. Сам же Климент III должен искать дружбы с иерархами великой Руси. Ведь это хороший козырь вновь сесть на престол в Риме. И он сказал:

— Мне кажется, святейший, брачный союз с великокняжеским домом Руси для Германии во благо. Вот только кому быть супругом княжны россов, о том надо подумать. — Генрих так и поступил, задумался над возможностью заполучить в Германию богатую невесту. И, будучи человеком особого нрава, дерзнул поставить на место жениха себя. Хотя он и был женат и два сына у него поднимались, но он счёл, что при благоприятных обстоятельствах может посвататься и просить у великого князя руки его дочери. Стоило ему только вновь заявить о своих претензиях и добиться от папы римского благословения на то, чего жаждал уже несколько лет. А жаждал он развода с императрицей Бертой, которую никогда не любил. Однако своему духовному отцу об этих размышлениях он не обмолвился ни одним словом. Тому были особые причины.

Бывший граф, а позже архиепископ Риберто из Пармы только благодаря Генриху IV был однажды избран папой римским. И хотя его избрание сочли незаконным и на престол в Риме вознесли папу Григория VII, Климент не снял тиары и опять-таки благодаря поддержке императора открыл церковный двор в Равене. Озадачив императора вопросом, Климент остался доволен его ответом. Да, Германии нужны светский и церковный союзы с великой восточной державой. Сказал:

— Я надеялся на твою мудрость, государь. Потому нам остаётся подумать: дозволим ли мы маркграфу Удону добиваться расположения великого князя Руси или ты доверишь мне встретиться с ним и с иерархами русской церкви. Думаю, мне придётся назвать князю Всеволоду имя более достойного супруга.

— Ты, святейший, размышляешь достойно. Мы должны заставить маркграфа отказаться от поездки на Русь и от желания заполучить в невесты княжну россов. Потому в Штаден отправится человек, равный Удону — Генрих по важной причине не назвал имени маркграфа Деди Саксонского. Но именно ему он хотел поручить нелёгкое дело в Штадене. — Тебя же, святейший, прошу пока всё держать в тайне.

В этот же день у Генриха была короткая беседа с маркграфом Деди. О чём они говорили, никто не знал, но поздним вечером маркграф в сопровождении небольшого отряда воинов покинул Кёльн.

Когда-то в юности Деди и Удон были друзьями. Оба служили при дворе императора и даже вместе ухаживали за графиней Сузской Гедвигой. Дело дошло до сватовства, но никто из них по доброй воле не хотел отказаться от юной красавицы. Между влюблёнными был поединок, победу одержал граф Удон. Он проявил благородство, сохранил жизнь Деди, но приобрёл себе заклятого врага. Деди не мог простить Удону ни потери любимой, ни своего поражения в схватке, ни милости Удона к себе. Император знал о бывших друзьях всё. И теперь, посылая Деди в Штаден, надеялся, что они завершат своё многолетнее противостояние в его пользу. В своей прозорливости Генрих IV не ошибся.

Искусному в различных переговорах маркграфу Деди на сей раз не удалось добиться желательного успеха. Он всё-таки, отправляясь в Штаден, надеялся мирно упросить Удона отказаться от княжны россов. Но само появление Деди в замке Удона привело последнего в ярость.

— Как он смел появиться здесь? — кричал на камергера барона Саксона маркграф. — Вели ему убираться!

— Но, ваше высочество, он со словом императора, — возразил камергер.