Квартет Я. Как создавался самый смешной театр страны - Александр Демидов Страница 5

Общежитие

В ней рассказывается о трех литрах пива, пачке сигарет и о том, как Камиль не стал виноделом

Слава с Лешей первый год снимали квартиру где-то на Преображенке, где жил Владимир Сергеевич Коровин. Они были нашими двумя засланными казачками – после мастерства актера, а это был наш основной предмет, мы с Камилем ехали в общежитие, остальные студенты разбегались по своим домам, а ребята, Слава и Леша, по дороге домой в метро обсуждали итоги текущего дня и футбол, страстным поклонником которого был Владимир Сергеевич, кто как работал в этюде, кто сильнее, кто слабее. И, естественно, вся эта информация доходила до нас, и мы уже как-то корректировали свое дальнейшее обучение: подтянуться нам или, наоборот, расслабиться и порадоваться, что мастер похвалил нас.

Жизнь в общежитии была неотъемлемой частью жизни института. В общежитии, в эстрадном отсеке, старшекурсники наши, как я уже писал, стали снимать клипы. Там был Игорь Песоцкий, он стал мужем Марты Могилевской, а Марта Могилевская была главным редактором «Утренней почты». Именно она стала первая снимать клипы, режиссерами которых стали наши старшекурсники.

Общежитие, студенты – естественно, все это было сдобрено огромным количеством алкоголя, все курили, что-то придумывали. Старшекурсник один у нас, я помню, обожавший Высоцкого, постоянно стоял в углу, около батареи, это было его любимое место, с папиросой в зубах, что-то такое пел, подражая Высоцкому: «Ах, чудаки, ах, эти чудаки! Руками их вращается планета!» или: «А я на барабане лабаю, лабаю. А я на барабане и Моцарта могу…» Все что-то писали, снимали, спорили, происходили соития душ, тел, выпивание водки и коньяка.

Наверное, первые год-два мы не осознавали, что мы – студенты, что живем в этом легендарном общежитии, где, например, в 307‐й комнате жил Леша, ухаживая за Аней Касаткиной, а там же, в свое время, жил Олег Даль. Вообще, там было поверье такое, легенда, что это общежитие стоит на еврейском кладбище – там летали вилки, девочки порой выбегали из своих комнат и говорили, что им под кроватью стучат барабашки, не знаю, было так или не было, но что-то такое я тоже слышал и ощущал.

Общежитие ГИТИСа на Трифоновской, 45 Б, станция метро «Рижская». Мы возвращались всегда поздно и шли от «Рижской» до Трифоновки прямо через Рижский вокзал. На вокзале можно было купить спиртное. А я какое-то время, так как денег не хватало, устроился работать «МУМом» – машинистом уборочных машин. Где-то, наверное, полгода мыл станцию метро «Рижская». Я был помощником у женщины, которая работала за квартиру – ей должны были дать квартиру где-то на окраине Москвы, она была нерусская, поила меня чаем, кормила плюшками. Все это было трогательно.

Какой замечательный кофе в своей турке готовил Андроник, наш однокурсник! Он жил через две комнаты от нас с Камилем. Просыпаясь утром, первое, что он делал, – вставлял в зубы сигарету, потом выходил, кричал: «Сашко!» (он называл меня Сашко) – и если я просыпался и выходил, он говорил: «Кофэ будешь?» Я, конечно же, соглашался и ждал этот потрясающий кофе, который он готовил в турке. Там как раз хватало на две, максимум на три чашки.

Таким образом в метро я заработал на свои первые джинсы – левайсы, не знаю, были они паленые или настоящие, но я их протаскал очень долго. Весил я тогда, наверное, килограммов 67–70.

Камиль устроился работать на почту. Для того чтобы там работать, надо было вставать очень рано. Камиль ставил огромный будильник, который он привез из Волгограда, просыпался и будил меня. Я выбрал работу лучше – я приходил ночью и ложился спать, а потом либо просыпал какие-то лекции, либо едва успевал на них. А Камилю приходилось вставать до лекций, в шесть утра, и бежать до семи-восьми разносить корреспонденцию. У нас в комнате была его кровать, шкаф, который перегораживал эту комнатку на две половинки, и моя кровать, я еще себе сделал зеленую занавеску, чтобы пространство создать свое энергетическое. Порой утром я слышал, как трезвонил на всю ивановскую этот будильник, Камиль нажимал на него, чтобы поспать еще пять минут, и, естественно, просыпал. Все закончилось тем, что он договорился с одним почтовиком, что тот будет за него разносить эту почту, а Камиль будет ему отстегивать из своей маленькой зарплаты какую-то часть.

Я мыл станцию метро «Рижская» после того, как она закрывалась, отключалось электричество, по рельсам шли люди, проверяли каждую шпалу. И совсем поздно, часикам к трем утра, я возвращался домой. У меня была клетчатая кепочка и клетчатые брючки, которые мне мама сшила в Рязани, и рубашечка.

Если открыть окна женского туалета нараспашку, а они никогда на зиму, да и вообще во все времена года ничем не заклеивались, то можно было увидеть пожарную лестницу, которая примыкала прямо к окнам женских туалетов всех этажей, начиная со второго и кончая пятым. Я рассказываю про наш третий этаж. Через эти окна по пожарной лестнице, когда закрывалось общежитие и уже никого не впускали, можно было спокойно пролезть, немножечко держась за эту пожарную лестницу, поставить ногу на подоконник, а там тебе уже давали руку, и ты спокойно попадал в это чудесное бурлящее общежитие. Попадали туда студенты, которые опоздали и задержались – в институте или где-то еще. Попадали туда просто люди, не имеющие отношения к ГИТИСу.

Вот такая пожарная лестница. С ней еще связано то, что мы с Лешей открыли барчик.

К нам зашел осетин и сказал: «Чего вы сидите? Возьмите, сбросьтесь со стипендии, купите себе пару бутылок коньяка и сделайте себе барчик. Вот у меня именно так. У меня стоят на полке разные напитки. Я прихожу после института, рюмочку себе наливаю, и все. У меня початая бутылочка стоит, у меня их несколько, и я могу угостить друга». Дальше он ушел и через какое-то время я сколотил полочку у себя в 310-й комнате, даже сделал занавеску. Мы сбросились с Лешей и купили коньяк, который пах клопами, азербайджанский, стоил он 13.80 – практически это третья часть стипендии. Мы купили две бутылочки, поставили в этот барчик, закрыли занавесочкой и, собственно, сидим, смотрим на это все. И сразу пришла идея, а почему бы этот барчик не открыть – мы же его для этого и делали. Взяли бутылку коньяка и начали немножечко выпивать, но не смогли остановиться и выпили всю бутылку. Мы были еще молодые, и бутылки коньяка, конечно же, было достаточно, чтобы мы превратились в настоящих гусаров. Глядя на вторую бутылку, Леша спросил: «А что бутылка стоит просто так? Она должна быть початая. Как в барчике: ты открываешь бутылку, она уже початая и продолжает стоять». Мы почали и эту бутылку. И почали ее до конца. Таким образом, наш барчик просуществовал ровно один вечер. А мы с Лешей решили прогуляться.

К нам зашел осетин. Мы сидели грустные. В студенческие времена хотелось чего? Всегда хотелось есть, всегда хотелось заниматься сексом – мы были молодые и горячие, и всегда хотелось выпить. Денег было мало, и поэтому я еще много чего расскажу о том, как мы пытались заработать на пропитание и выпивание.