Три льва - Михаил Голденков Страница 50

Несчастный офицер отвесил челюсть и судорожно сжал рукой эфес шпаги… Королевские солдаты отдавали почести неизвестно кому, каким-то бандитам, неизвестно как пробравшимся в Святая святых! Следующую свою ночь несчастный офицер уже видел на гауптвахте…

Все встали. Вошел Папа. Это был престарелый человек с седыми усами и узкой бородкой, но с молодыми живыми темными глазами. На нем была гранатового цвета мантия и шапка… Кардиналы засуетились. Государственный секретарь подбежал к Папе и что-то напряженно стал ему шептать на ухо, как только Папа сел в кресло. Ни Кмитич, ни Семенович, естественно, не знали, что вся эта суета возникла во дворце из-за них, русских беглецов из турецкого плена… Литвины послушно с легким трепетом ожидали продолжения церемонии приема у самого главного христианина планеты…

— Господам Самуэлю Кмитичу и Александру Семеновичу вручили испанский орден Золотого Руна, — шептал между тем секретарь на ухо Папе, — а ведь эти господа вопреки условиям вручения ордена даже не католики! Они вопреки правилам получения ордена также не расширили домена…

Папа прервал секретаря поднятым вверх пальцем.

— Не католики, говорите? — тихо говорил Климентий Десятый, бросая снизу вверх осуждающие взгляды на Государственного секретаря. — А не я ли Папа всех христиан? Не я ли должен думать обо всех своих сынах христианских и утешать их в печали, и одобрять в добродетели? Эти господа совершили подвиг! Они расширили христианский домен тем, что спасли из плена души более двухсот христиан! И они такие же католики, как и мы, как и все христиане, переступающие порог Ватикана! Разве мы спрашивали их, католики ли они, когда эти благородные мужи шли отстаивать ценности христианские, защищать мир христианский?

— Так, но есть установленное правило… — начал было Госсекретарь, но Папа вновь прервал его поднятым вверх пальцем.

— Вот о каком правиле вам надо в самом деле волноваться и подумать в первую очередь: яйца всмятку, что мне подают по утрам.

— Извините, ваше преосвященство?

— Это главная моя пища по утрам, — продолжал хмуриться Папа, — из кухни, где яйца облупливают, их затем, по особой лестнице, несут в креденцьеру, заведующую папским столом. Там мое блюдо перекладывают на тарелки и их снова, особой лестницей, несут в мою переднюю и передают личному моему камердинеру. И только лишь камердинер идет и подает мне яйца всмятку. Уже изрядно остывшие! Вот об этом долгом и непонятном мне странствовании моего завтрака вы и должны позаботиться, сын мой! Поменяйте это правило к завтрашнему утру. Пусть мне яйца несут сразу из кухни. А вот об остальных правилах, касающихся католиков или не-католиков, я уж позабочусь сам. Надеюсь, я понятно все высказал?

Секретарь пристыженно поклонился и отошел… Прозвучала короткая вступительная речь, затем после объявления кардиналом испанских и французских делегаций глава католической церкви обратился к собравшимся на латыни и затем объявил, что на приеме присутствуют представители геройски бежавших из турецкого плена русских. В зале раздались аплодисменты…

Кмитич, Семенович, Марко и Самойло по очереди подходили к Папе, целуя красный рубин на его перстне, а Климентий X, улыбаясь, говорил им:

— Да благословит Господь, чтобы ваше деяние способствовало распространению добродетели и моральной помощи всем людям… Чем я могу помочь вам, сыны мои?

Папа Климентий X

— Нам бы до Речи Посполитой добраться к Рождеству, — отвечал Кмитич, поднимая взгляд на Папу.

— К Рождеству? Я приложу все силы, чтобы вам помочь, дети мои, — кивнул Кмитичу Климентий, и оршанский князь поклонился в ответ…

— Ровно тридцать лет назад в Риме уже бывали ваши земляки, — вновь улыбнулся Папа, — тоже около двухсот человек. Я их хорошо помню. Они так же, как и вы, сбежали из турецкого плена, захватив большой корабль.

— Так, святой отец, — кивнул Семенович, — там командовал Симон Кошка, тоже литвинский капитан.

— Мужественный и храбрый вы народ, раз у вас получается такие дерзкие дела совершать, — Папа выставил руку и осенил всех крестом, — я вас благословляю на дальнейшую победную борьбу с целью защиты нашего христианского мира. Речь Посполитая в одиночестве сдерживает опасного врага, и мы здесь должны приложить общие усилия, чтобы помочь вашей горемычной стране. Ну, а вы…

— Живота не пожалеем, тату! — перебил Римского Папу Самойло…

После официального состоялся неофициальный прием русских гостей. На него, впрочем, пригласили лишь Кмитича и Семеновича. Папа разделил с ними скромную трапезу с белым столовым вином в весьма аскетичной столовой комнате, где на стене висело лишь одно распятие…

— То ли было в хоромах у султана! — улыбаясь, шептал Кмитич Семеновичу…

Затем они сели в кресла, чтобы просто побеседовать, причем папа подчеркнул, что хочет поговорить с представителями других христианских конфессий Великого Княжества Литовского не как Папа Римский, а как простой католик.

— Многим, и в первую очередь ортодоксам, — Папа мило посмотрел на Семеновича, — и реформаторам, — Папа перевел милый взгляд на Кмитича, — возможно, кажется, что Ватикан купается в злате и серебре. Нет, мои братья, это не так. Денежные пожертвования, на которые существует Ватикан, в последнее время лишь убывают и убывают. Только Франция и Италия исправно жертвуют средства. Немецкие приходы резко снизили дотации, а из некоторых стран этот поток прекратился и вовсе…

«Наверное, Папа гнет к тому, что мало денег получит ныне Речь Посполитая», подумал Кмитич.

— Вы и сами знаете, что в вашей стране в протестантизм сейчас ушло больше половины всего населения. Еще до вашей кровавой войны с Московией Ватикан утрачивал год за годом свою паству в Литве, а из-за войны эта печальная для нас тенденция лишь усугубилась. В 1660 году в кальвинизм ушли почти все ваши еще остававшиеся под Ватиканом лучшие князья: Сапеги, Кишки, Нарушевичи, Воловичи и Радзивиллы. В Новогрудском воеводстве проживало свыше шести сотен княжеских фамилий римско-католического и православного вероисповеданий. Сейчас там только шестнадцать семей остались в православии, а остальные пятьсот восемьдесят четыре фамилии перешли в протестантизм. Никто не остался в католицизме! Из семи сотен католических приходов в вашем Княжестве, по свидетельству иезуита Циховия, уже к 1556 году осталась тысячная часть католиков! Сейчас же положение для нас ухудшилось.

«Папа стар, а наизусть такие цифры помнит!» — восхищенно подумал Кмитич и дерзнул прервать Папу:

— Так, святой отец! Но вы поймите, рыба ищет, где глубже, а человек…

— Где лучше, — мило улыбнувшись, закончил за Кмитича Папа, — верно, сын мой, верно. В том не людей вина, а нашей церкви. Не удержали, не заинтересовали… Но ценность нашей церкви в том, что и ее можно назвать реформаторской. Мы уже разрешаем читать запретные ранее книги, молиться не на латыни, а на родном языке. В самом деле, неужто Господь не поймет иные языки? Он все языки понимает одинаково. Он мысли понимает вперед, чем они будут высказаны на любом языке!