Эдит Пиаф. Без любви мы - ничто - Жан-Доминик Брийяр Страница 50

Уверенная в своем выздоровлении – или желающая в него верить, – Эдит, как обычно, набрала крейсерскую скорость. Она воскресла в духовном и профессиональном плане, но, тем не менее, осталась тяжелобольной физически, о чем ее тело не замедлило напомнить. 6 мая Пиаф отправилась вместе с Шарлем Дюмоном на гастроли в Каор – родной город композитора, а уже через две недели вновь оказалась на операционном столе Американского госпиталя; диагноз – кишечная спайка. Из больницы певица вышла 8 июня, но уже через два дня снова попала в нее и перенесла очередное хирургическое вмешательство. Сообщая об этой новости, газета «L’Aurore» отметила, что из последних тридцати месяцев исполнительница «La vie en rose» восемь провела в больнице. Увы, это уже была тенденция, ситуация не улучшалась, и карьера певицы снова находилась под угрозой – вплоть до конца 1961 года.

После нескольких месяцев, проведенных в загородном доме Луи Баррье, Эдит немного оправилась и тут же начала думать о возвращении на сцену, которое она наметила на январь. Все это время Шарль Дюмон умолял подругу уехать вместе с ним в горы и как следует отдохнуть там, а лишь затем приступать к репетициям с музыкантами. «Она сказала: “Ладно, займись этим, сними шале в горах”. Однако она все время откладывала отъезд. И однажды Даниель Бонель сказала мне: “Мадам Пиаф никуда не поедет, даже не рассчитывайте на это”. Тогда я сказал Эдит, что поеду в горы без нее. “Останься, ты мне нужен”, – попросила она. Так как она боялась пустоты, я знал, что, когда вернусь, мое место уже будет занято. И действительно, когда я вернулся, в доме царил Франсис Ле. А ведь меня не было всего две недели».

И пока Шарль Дюмон, впав во временную немилость, поправлял здоровье, занимаясь зимними видами спорта в горах, Эдит в Париже снова начала появляться на публике. Организатором этих «вылазок» был некий Клод Фигю, юный поклонник звезды, который не так давно был допущен в избранный круг Пиаф. «Несчастный парень, – вспоминает Шарль Дюмон. – Он был готов на все, лишь бы завоевать уважение Эдит. И это смущало ее». Странные отношения: немое обожание и самоотверженность юноши льстили Пиаф, и она превратила его в важную деталь своего окружения – нечто вроде слуги, который время от времени превращался в козла отпущения.

А Клод Фигю был амбициозен и мечтал о большем: он хотел стать певцом. «Человек ночи», вращавшийся в гомосексуальной среде, он упорно посещал парижские кабаре в поисках выгодного ангажемента и приключений. В конечном итоге ему удалось подписать контракт с «Паташу», кабаре, расположенным в районе Монмартра, где десятью годами ранее дебютировал Брассан. Хотя Пиаф и не принимала всерьез творчество Фигю, все же 17 февраля 1962 года она посетила один из первых спектаклей своего нового приятеля. Рядом с ней в зале сидел молодой грек, которого Фигю представил Эдит тремя неделями раньше.

Тео Ламбукас работал в семейной парикмахерской в муниципальном округе Ла-Фретт-сюр-Сен, в пригороде Парижа. Он тоже обожал музыку, посещал места, где можно было услышать популярную песню, и однажды вечером после ночного клуба опоздал на последний поезд, идущий домой. Его приятель, Фигю, привел молодого человека на бульвар Ланн, где Тео, робея, оказался лицом к лицу с живой легендой. Но Эдит обратилась к нему как к равному, и с тех пор Пиаф и Ламбукас не расставались.

Через три дня после знакомства молодой грек уже сопровождал певицу в студию грамзаписи «Pathé-Marconi», где она после восьми месяцев молчания записала две новые песни Шарля Дюмона: «Toi, tu l’entends pas» («Ты, ты этого не слышишь») и «Fallait-il» («Было нужно»). В тот день все музыканты оркестра встали, чтобы отдать дань уважения величайшей артистке Франции, и Тео тут же осознал, какой шанс подарила ему судьба, сведя с такой знаменитостью. Что касается Эдит, то она умилялась невинности Тео, восхищалась его юношеским задором, его милым и любезным поведением. Она обнаружила в нем ту же смесь восхищения и необыкновенного внимания, которая несколькими годами ранее покорила ее в Дугласе Дэвисе. Но если американский художник шел своим творческим путем, в котором Пиаф не слишком хорошо разбиралась, то Тео оказался недурным певцом.

С Тео Ламбукасом, которого предприимчивая француженка быстренько переименовала в «Сарапо» («я тебя люблю» на греческом языке), Пиаф в который раз ощутила себя Пигмалионом. Но если Монтан, Константин, Мартан, Мустаки и до встречи с Эдит выступали на сценических подмостках, то Тео никогда еще не пел на публике. Она может начать ex nihilo [147], создать нового певца, она, словно скульптор, сформирует своего героя из комка сырой глины. Но если певица и действует таким образом, то движет ею отнюдь не чистый альтруизм – этот процесс «творения» необходим Пиаф, чтобы обрести себя. Как будто рождение нового таланта поможет возродиться самой звезде.

Лишь спустя два месяца после встречи с Тео Пиаф представила его прессе. «Это не мой любовник, – уточнила она, – он даже не мой секретарь, однако уже через несколько месяцев вы сможете услышать его в “Олимпии”». Затем, отвечая на вопросы журналистов, Эдит начала упражняться в самоиронии, в которой правда мешалась с цинизмом. «Я величайшая благодетельница мюзик-холла, – утверждала она. – Вам не хватает звезд? Что ж, я их изготовлю. Рецепт прост: вы находите молодого человека, который хочет петь и у которого есть талант. Присылаете его ко мне. Я нанимаю его на работу, он становится моим секретарем. Этот молодой человек постоянно должен появляться со мной на людях – тут в дело вступают фотографы. И на следующий день в газетах я читаю: “У Пиаф новый любовник”. Для парня это лучше, чем миллион рекламных плакатов» [148].

Менее чем через месяц Пиаф посетила студию звукозаписи, сначала в сопровождении греческого композитора Микиса Теодоракиса, чтобы записать два трека к фильму «Les Amants de Teruel» («Любовники из Теруэля»), затем, в начале мая, она поет вместе с оркестром, которым руководит Жан Лексия. Состав музыкантов претерпел некоторые изменения: пианист Ноэль Коммаре заменил Робера Шовини, а аккордеонист Франсис Ле занял вакантное место Шарля Дюмона, то есть стал любимым композитором звезды.

С Франсисом Ле, тридцатилетним уроженцем Ниццы, Пиаф познакомилась в одном из кабаре Монмартра, что так любил посещать Клод Фигю. Ле по праву можно назвать самым талантливым музыкантом из тех, кого певица привлекла в начале года для своего творческого «омоложения». В ту эпоху композитор, который через четыре года напишет музыку к фильму «Un homme et une femme» («Мужчина и женщина»), ставшую одной из самых популярных мелодий мира, работал в команде с автором-исполнителем Бернаром Димеем [149]. «Она пригласила нас пропустить по стаканчику, – вспоминает музыкант. – Я заявился в гости с аккордеоном, мы начали музицировать. Вместе с Димеем я написал симфоническую поэму “Le Bestiaire de Paris” (“Парижский гладиатор”). Мы исполняли композицию сорок минут. Пиаф слушала с большим вниманием. Она нашла поэму отличной. Она поздравила Бернара, а мне сказала: “Я хотела бы, чтобы вы стали моим вторым аккордеонистом”» [150].