Смерти вопреки. Реальная история человека и собаки на войне и в концлагере - Роберт Вайнтрауб Страница 50

Не теряя надежды вопреки очевидному, группа провела ночь в порту, осматривая море и отчаянно пытаясь силой желания создать судно, которое взяло бы их на борт и увезло из Паданга. Но никаких судов не было. Людям приказали идти в голландскую школу. Многие другие европейцы, в том числе Фрэнк и Питер Хартли, двадцатиоднолетний сержант британской армии, бежавший из Сингапура на украденной лодке в момент падения крепости, оказались в китайской школе, находившейся чуть далее по улице.

Джуди первой почувствовала вступление в город неприятеля, которого давно боялись. Собака лежала посреди полюбившейся ей маленькой классной комнаты, положив голову на передние лапы в привычной позе отдыха, и пристально смотрела на дверь. Рядом беспокойно дремал Сирл. Он один из немногих во время похода через джунгли сохранил оружие и отказался сдавать его, несмотря на увещевания офицеров и голландцев. Еще у нескольких беглецов были винтовки. Сирл яростно спорил с теми, кто согласился сдать оружие и стать пассивными пленными. Он планировал нападать на охрану мелких судов и захватывать их силой. «К черту голландцев», – думал Сирл.

Но командование решило пойти на сотрудничество с японцами. Голландские власти уже спасли Сирла и других в Сингкепе, так что для выживших было трудно внезапно выступить против хозяев, даже если отказ от такого выступления означал сдачу в плен японцам. Будь Сирл честен сам с собой, он бы признал, что не думает, будто его маленькая группа измученных людей, вооруженных пистолетами, способна захватить лодки. А даже если бы захват и удался, этот успех, вероятно, привел бы к пленению или смерти на море. Но Сирла и других следует простить за то, что они тогда думали: «Если б мы ушли с Джорджем Уайтом, когда у нас была возможность сделать это».

Итак, выжившие сгрудились в здании начальной школы в ожидании неминуемого. Когда Джуди встала и оскалилась в молчаливом рыке, все в комнате поняли, что их час пробил. Снаружи послышались звуки мотоциклов, и Джуди залаяла. Сирл оторвал кусок ткани от своих штанов и, пропустив его под ошейником собаки, притянул ее к себе поближе.

Вскоре в комнату торжественно вошли японский полковник и члены его штаба. Офицер носил толстые очки и напоминал профессора, но резкое стаккато его речи сразу же подчеркнуло, что он владеет ситуацией. Он указал на Джуди и что-то сказал по-японски, но его никто не понял. Потом офицер резко развернулся и вышел из комнаты. Сирла и остальных вооруженных разоружили, но оставили одних поразмыслить над своей судьбой.

Далее японский полковник проследовал в китайскую школу, где с видимым удовольствием вдребезги разбил портрет генерала Чан Кайши. Затем он прибыл в офис главного голландского администратора Паданга. Полковник Уоррен оставил воспоминания об этом визите:

«Они маршировали нарочито широким шагом, как захватчики, выбрасывая ноги вперед. Звук их грязных сапог поразительно тяжело отдавался от пола, а их кривые мечи бряцали при движении… Это были хорошие боевые солдаты, грубые, яростные, гордые и уверенные в себе. Мало что можно было сказать о низеньком близоруком японце, бывшем в составе этой группы людей с широкими, плоскими желтыми лицами и длинными, редкими (sic!) усами».

Всю ночь группа, в которой была Джуди, обсуждала свое положение. Все слышали об участи бедолаг, которым не повезло попасть к японцам в плен. Господствовавшая в японской армии того времени синтоистская культура предписывала презирать тех военных, которые предпочли капитуляцию смерти. Поэтому японцы не уважали военнопленных. Япония никогда не ратифицировала Женевские конвенции и через министерство иностранных дел уведомляла страны, с которыми она воевала, о том, что конвенции будут соблюдаться с необходимыми коррективами. Это было неопределенным заявлением, которое позволяло японцам делать с попавшими к ним в плен людьми что угодно. Действительно, многие ответчики на послевоенных трибуналах ничего не знали о конвенциях и понятия не имели о том, что совершали преступления.

Находившиеся в школе люди полагали, что их будут пытать, женщин изнасилуют, а что касается Джуди, то с ней могли случиться любые мыслимые ужасы. В конце концов, пленники считали, что всех их убьют. В ту ночь в голландской школе царили страх, жестокость и отчаяние. Джуди прижалась к Сирлу и молчала.

Фрэнк не оставил воспоминаний о том, что он чувствовал в те часы, но очевидно одно: взявшие его в плен японские солдаты были первыми японцами, с которыми он столкнулся на этой войне.

Семнадцатого марта Джуди, Фрэнк и остальные оставшиеся в Паданге официально стали военнопленными японской армии. Они упали за шаг до финиша.

На следующий день, 18 марта, японцы провели подсчет пленных. Первым делом японцы разделили свою добычу на мужчин, женщин и детей. Женщин и детей отправили в особый лагерь. Пленных же мужчин разделили на четыре группы – британцев, австралийцев, голландцев и офицеров любой национальности – и провели по Падангу в старые голландские казармы. В этом унизительном шествии, бывшем зеркальным отражением классических сцен проводов на службу, которые являются важным ритуалом для любого уходящего на войну солдата, участвовало около тысячи пленных.

Грязные, оборванные, изможденные пленные остро ощущали обращенные на них взгляды. Поражение было полным, унижение очень сильным. Пленные солдаты чувствовали себя недостойными своего кодекса чести. Гражданские служащие задавались вопросом, каким образом дела могли пойти настолько скверно. По пути следования колонны никто не проявлял к пленным признаков приязни. На лицах несчастных оседала уличная пыль, японские конвоиры подталкивали их прикладами винтовок, а за спинами пленных раздавались смешки местных жителей. Голландские колониальные господа получали заслуженное наказание. Британцы, которых считали гарантами безопасности в Юго-Восточной Азии, были наголову разгромлены в рекордные сроки.

Питер Хартли, молодой сержант британской армии (в его воспоминаниях Escape to Slavery [ «Бегство в рабство»] подробно и очень трогательно описано пребывание в плену), хорошо чувствовал обращенные на него взгляды и свой позор. Но национальная гордость удерживала его и его товарищей от падения. «Память о том, что мы – британцы, действовала как стимул, который понуждал нас держать головы высоко и маршировать с почти гвардейской точностью. Даже раненые боролись со своими несказанными страданиями, стараясь не шататься во время марша и не нарываться на унижения от конвоиров, которые били или пинали тех, кто шел плохо».

По прибытии в казармы Паданга пленных встретили сотни бившихся в истерике женщин. Казармы были убежищем для женщин и детей военнослужащих-суматранцев из Паданга. Теперь несчастных выгоняли из комнат, чтобы освободить помещения для пленных европейцев, которые ранее господствовали и демонстрировали свое «превосходство» над местными жителями. Протесты женщин смешивались с плачем их малых детей и криками японцев, которые били, пинали и колотили палками выгоняемых из здания людей.

Джуди, отношение которой к этим странным кричащим солдатам во многом навсегда определил давний пинок в живот, вероятно, смотрела на чинимое насилие и чувствовала, как ее ненависть к японцам, так отличавшихся от ее друзей поведением и даже запахом, усиливалась.