Повседневная жизнь Флоренции во времена Данте - Пьер Антонетти Страница 51

Процессии, паломничества и реликвии [177]

Жажда зрелищ, один из существенных компонентов народной средневековой религиозности, находит наиболее полное удовлетворение именно в процессиях. Бывали процессии экстраординарные, такие, как описанный выше перенос мощей святого Дзаноби или через три года доставка в Баптистерий фрагмента облачения Христа и костей святых Якова и Алексия. Но и обычные шествия получались не менее пышными, например, ежегодная процессия в честь святого Дзаноби, проходившая под музыку, или более частые процессии цехов в честь их святых покровителей (особенно многолюдная — в честь святой Агаты, защищавшей, как верили, город от пожаров, наиболее распространенного в те времена бедствия). Однако с процессией в честь святого Иоанна Крестителя, о которой уже говорилось и которая собирала, можно сказать, весь город и немалую часть обитателей контадо, не могла сравниться ни одна другая. Каждая церковь Флоренции имела своего святого покровителя, в честь которого, по крайней мере раз в. год, устраивали процессию: в общей сложности за год набирается добрая сотня таких шествий! Наряду с ними по улицам города проходили шествия Конгрегации славящих — с развернутыми хоругвями Девы Марии, в самой гуще толпившегося народа. Короче говоря, в течение всего года длинной чередой следовали процессии, достигая апогея на Пасху и в День святого Иоанна Крестителя — одни в пределах прихода или ремесленного цеха, другие в масштабах города, собирая десятки тысяч участников. Но флорентийцы, обладавшие изрядной долей природного скептицизма, не доходили в проявлениях религиозного энтузиазма до крайности. Так, например, в 1262 году, когда движение флагеллянтов точно морской прилив захлестнуло Центральную Италию, граждане Флоренции захлопнули перед их носом ворота города, а затем изгнали из сельской округи. Спустя пятьдесят три года история повторилась. [178]

Народная религиозность Средневековья находила выражение и в паломничествах. [179] В те времена отправиться в паломничество было делом нешуточным, сопряженным с угрозой для жизни самого паломника, поэтому отправке в столь опасный путь предшествовало принятие «героического решения», ни в коей мере не связанного с удовлетворением материальных интересов. Разумеется, имела значение «естественная надежда на обретение вожделенного здоровья — для самого себя или близкого человека», но побудительным мотивом всегда был «дух покаяния, а отнюдь не поиск возбуждающих нервы приключений». Такое понимание средневекового паломничества, поддержанное большинством специалистов, в полной мере относится к флорентийцам времен Данте. Как и у всех паломников, у них были три цели: святые места в Палестине, могила святого апостола Петра и Сантьяго-де-Компостела. Одеяние паломников не зависело от того, в какое место они направлялись (длинный плащ с капюшоном, круглая шляпа с широкими полями, посох, сума, знак на плаще — кокиль, изображение средиземноморской раковины, — у отправлявшихся в Сантьяго-де-Компостела и крест у шедших в Иерусалим). Называли они себя по-разному, соответственно тому, к какой святыне шли: palmiere — совершавшие паломничество в Святую землю, откуда (точнее, с берегов Иерихона) они привозили пальмовые ветви; romeo — направлявшиеся в Рим; peregrino или pellegrino — паломники в Сантьяго-де-Компостела.

Самым престижным считалось паломничество в Святую землю. «В иерархии объектов поклонения Иерусалим, бесспорно, затмевал все прочие». Во времена, когда Крестовые походы отошли в область преданий славной старины и стали поводом для благочестивых обетов, флорентийцы были вынуждены ограничиваться паломничествами, объединяясь для этого в специальные братства «крестоносцев». Стоит ли серьезно относиться к этим «крестоносцам», зная, что они освобождались от налогов и от уплаты долгов? Но можно ли так легко их осуждать, помня об опасностях, которым они подвергались в пути? Жителю Флоренции было проще всего совершить паломничество в Рим — не потому, что путь был менее опасен (шайки разбойников нагоняли страху на путников), а просто расстояние короче, даже если его преодолевали пешком. В Риме паломник отправлялся в базилику Святого Петра помолиться на могиле апостола, а затем — в храм Святого Павла на могилу второго апостола. В Риме можно было поклониться святым мощам апостолов Варфоломея, Якова Младшего, Филиппа, Симона, Иуды, Андрея, Матфея. Инициатива папы Бонифация VIII, провозгласившего 1300 год юбилейным, придала дополнительный блеск этому паломничеству. Сотни тысяч паломников со всей Европы отправились в 1300 году в Рим; среди них были и два знаменитых флорентийца: Данте, вспоминавший «наплыв толпы» на мосту Святого Ангела (Ад, XVIII, 28–30), и хронист Джованни Виллани. Однако поток паломников в Рим, как и в Сантьяго-де-Компостела, не иссякал никогда. Для флорентийцев паломничество в Испанию представлялось настоящей экспедицией, однако наиболее благочестивые (их было немного), как, например, лучший друг Данте, поэт Гвидо Кавальканти, заставляли себя его совершить.

О том, что паломничества в эпоху Данте были повседневным явлением, свидетельствует сам поэт. «В то время года, когда многие люди отправлялись в путь с целью увидеть благословенный образ, оставленный нам Иисусом Христом в свидетельство о самом себе [плащаницу]… случалось, что паломники проходили по нашей улице» (Новая жизнь, XL). Он, как и мы, подразделяет паломников на три категории. Данте сравнивает себя с паломником, приносящим «жезл с пальмовым листом» (Чистилище, XXXIII, 78), и вновь вспоминает о плащанице:

(Чистилище, XXXI, 103–105)

Конечно, чаще всего флорентийцы посещали могилу святого Франциска Ассизского, благо она была неподалеку. Жители Флоренции времен Данте, судя по всему, не горели желанием совершать дальние экспедиции, какими были паломничества к святым местам. Видимо, можно согласиться с суждением Давидсона, в коем звучит разочарование: «Кто любил комфорт или не имел достаточных средств, тот ограничивался прогулкой к храмам Сан-Галло или Санта-Мария Примерана на Пьяцца да Фьезоле». [180] Можно было также пойти помолиться в церквушку Сан-Джованни деи Кавальери или перед чудотворным образом Мадонны в капелле Святой Марии Магдалины.

Культ святых реликвий занимал особенно важное место в народной религиозности Средневековья. Боккаччо откровенно потешался над ним, рассказывая, как брат Чиполла, пообещавший крестьянам показать перо ангела Гавриила, открыл сундук и, к своему великому изумлению, не обнаружил там ничего, кроме угля, подложенного проказниками-ребятами вместо пера. Однако этот находчивый человек сумел выпутаться, заявив, что в сундуке лежит именно тот уголь, который разжигали, подвергая мучениям святого Лаврентия (Декамерон, VI, 10). Количество святых реликвий было огромно, а их подлинность зачастую сомнительна. [181] Вполне серьезно показывали флакон с молоком Девы Марии, прядь волос Магдалины, посох святого Иосифа (будто бы исцелявший паралитиков). «Простые люди верили, что реликвии обладают подлинно чудесными свойствами, поскольку в них живет святая и божественная сила Христа, Девы Марии и просиявших на земле святых». [182] Кроме того (и это обстоятельство, несомненно, имело большее значение), в вере, которая никогда не упускала из виду земной аспект религии, «присутствие реликвий святого мученика в городе представляло собой своего рода талисман, которому приписывались чудотворные свойства и который крепил солидарность среди членов городской общины». [183] Одной из причин горячего почитания святого Дзаноби и святой Репараты была вера в то, что Флоренцию спасло от готов их заступничество, о чем рассказал хронист Виллани. [184]