Реальная история штрафбатов и другие мифы о самых страшных моментах Великой Отечественной войны - Максим Кустов Страница 52

Огневой налет длится более часа. В Новороссийске оккупантам, вне всякого сомнения, досталось крепко. С наблюдательных постов разглядели в стереотрубы, как гитлеровцы, собравшиеся встречать Новый год, разбегаются куда попало из своих клубов и казино, накрытых орудийными залпами.

— У противника паника, фашисты удирают к Волчьим Воротам! — доносят наблюдатели.

Кажется, там кое-кто действительно пустился наутек: на дороге в Цемесской долине замелькали лучики притемненных автомобильных фар. Но артиллеристы ударили и по этой дороге.

О смятении в стане врага свидетельствовало также то, что на наш огневой налет не последовало немедленного ответа.

Поблагодарив артиллеристов за четкую боевую работу и удостоверившись у начальника штаба по телефону, что в пределах базы все обстоит нормально, я приказал шоферу Борису Костромину: «Теперь — к Куникову!» Мы условились с Бороденко встретиться там, если не произойдет ничего неожиданного, во втором часу. Иван Григорьевич должен был приехать в отряд особого назначения раньше, чтобы еще в старом году вручить группе молодых коммунистов партийные билеты. В отряде не спали — шел шумный новогодний вечер. Несколько десятков будущих десантников, уже отобранных Куниковым, были пока в резерве, и майор дал им в эту ночь вволю повеселиться, попеть, потанцевать. К талантам Цезаря Львовича Куникова, бесспорно, относилось умение превосходно разбираться в людях. И, как я знал, с каждым новым бойцом он знакомился обязательно лично, никому этого не передоверяя. Будущее показало, насколько соответствовали взятые им в отряд люди той выразительной характеристике, которую он, бывало, давал тому или иному моряку: «Подходит физически и морально. Смерти не убоится».

А со многими командиру знакомиться и не требовалось: это были его подчиненные по 3-му боевому участку ПДО, соратники по отряду водных заграждений, по 305-му батальону.

— Вот наш Павел Потеря, — представил мне Куников невысокого смуглолицего краснофлотца. — Воюем вместе уже год. Он из-под Азова, учетчик овощеводческой бригады колхоза «Большевик»… А ныне — хозяин того «максима», который мы взяли с витрины Ростовского музея.

Историю музейного «максима» я слышал еще от капитана Богословского — этот пулемет стоял тогда у Балки Адамовича. Когда азовцы вели бои под Ростовом, Куников приехал в город, надеясь раздобыть недостававшее оружие для только что влившегося в его батальон пополнения. Пренебрегать нельзя было ничем, и он заглянул в краеведческий музей, вспомнив, что раньше видел в экспозиции какое-то оружие времен гражданской войны. Там он получил под расписку несколько наганов и станковый пулемет, оказавшийся вполне исправным. Все происходило в спешке, но директор музея успел сообщить, что пулемет — исторический: в октябре семнадцатого года участвовал в штурме Зимнего дворца, потом был у буденновцев в Первой Конной… Ну а Куников уж сумел сделать такую реликвию общей гордостью личного состава. Бить врага из этого пулемета считалось большой честью.

После того как остатки 305-го батальона морской пехоты отвели с передовой на переформирование, майор добился, что знаменитый «максим» вернулся к нему — на 3-й боевой участок. Теперь он перешел вместе с Павлом Потерей в отряд особого назначения.

Среди отобранных Куниковым десантников были и девушки. Отряду не обойтись без санинструкторов, а недостатка в добровольцах не возникало и тут. И каждая из тех, кого командир взял, прошла уже через суровые боевые испытания.

Помню бойкую, задорную Надежду Лихацкую. Год назад она высаживалась с десантом под Керчью, потом несколько месяцев плавала в составе хирургической группы на судах, вывозивших раненых с Керченского полуострова и из осажденного Севастополя. При гибели «Грузии» в Южной бухте добралась, обожженная горячим паром, до берега вплавь. После госпиталя была направлена санинструктором на одну из наших береговых батарей. И вот не усидела там: как только прослышала, что набирается отряд для выполнения какой-то особой задачи, подала рапорт с просьбой перевести ее сюда…

Из разведотряда перешли к Куникову Нина Марухно, Зинаида Романова, Анна Бондаренко, не раз участвовавшие в вылазках во вражеские тылы.

В ту ночь отважные девушки весело танцевали со своими товарищами по новому отряду. И все тут были горды тем, что именно им поручат трудное и опасное боевое задание. Какое — они в общих чертах уже представляли, а когда и где — это должны были узнать лишь в самый последний момент.

На исходе ночи оперативный дежурный доложил, что возвращаются катера с разведчиками. Было еще темновато, и лейтенанта Пшеченко, стоявшего на палубе головного катера, я узнал с причала лишь по его легкой мальчишеской фигуре.

— Убитые есть? — спросил его, не дожидаясь швартовки и доклада. Кажется, еще никогда не хотелось так, как в это новогоднее утро, чтобы потерь у разведчиков не было.

— Убитых нет, товарищ контр-адмирал! — весело откликнулся Пшеченко. — Обошлось!..

— А раненых много?

— Двое…

Высадиться у рыбозавода все же не удалось — слишком сильным оказался там вражеский огонь. Разведчики побывали еще раз только на Суджукской косе. Один из двух полуглиссеров, на которые они пересаживались для быстрого подхода к берегу, был подбит. Выручил катер-охотник, сумевший вывести полуглиссер из-под огня. Тогда и прикрылись залпом эрэсов.

Вылазка далась трудно, взять «языка» не удалось. Но разведчики все же добыли новые данные о неприятельской обороне на том участке побережья бухты, который представлял теперь для нас особый интерес.

К 10 января 1943 года отряд Куникова был окончательно сформирован. В него зачислили 190 краснофлотцев, 70 старшин и сержантов, 16 человек командного и политсостава. Из 276 куниковцев — так они стали себя называть — 136 были коммунистами.

Отряд делился на пять боевых групп. Командира в каждую назначали с учетом того, что от него может потребоваться большая самостоятельность. Одну из групп возглавил командир разведотряда В.М. Пшеченко. В каждой боевой группе предусматривался замполит и создавалась первичная парторганизация. Своим заместителем по политической части Куников предложил политработника разведотряда старшего лейтенанта Н.В. Старшинова, участвовавшего уже в нескольких десантах, в прошлом черноморского пограничника.

Едва ли не последним подобрали начальника штаба — капитана Федора Евгеньевича Котанова. Того самого, который впоследствии стал известен по десантам на Азовском море и на западном берегу Черного и командовал знаменитым батальоном, где к исходу войны в списках числилось, включая и командира, более шестидесяти — живых и павших — Героев Советского Союза.

Тогда боевая слава Котанова была еще впереди. О нем я знал сперва лишь то, что в связи с расформированием одного морского полка прибыл в резерв полуэкипажа капитан береговой службы, командовавший стрелковым батальоном еще в начале обороны Севастополя. Числился капитан за флотом, однако явился ко мне при портупее. По военному образованию, да и по опыту он оказался истинным пехотинцем, искушенным в сухопутной тактике, что было весьма кстати. Куникову он понравился и в тот же день получил предписание вступать в должность.