Приключения русского художника. Биография Бориса Анрепа - Аннабел Фарджен Страница 52

Как раз в это время Банк Англии заказал Борису еще один мозаичный пол, и казалось, будет разумно закончить его и отправить ящики с мозаикой в Лондон на корабле, пока не начались боевые действия. Тревога немного успокоилась с началом так называемой “странной войны”, когда в течение девяти месяцев ни в Англии, ни во Франции практически ничего не происходило, не прозвучало ни единого выстрела, хотя обе страны официально находились в состоянии войны с Германией.

Десятого мая 1940 года немецкая армия внезапно вторглась в Голландию, прошла через Бельгию и, аккуратно обойдя линию Мажино, перешла границу Франции. 17 мая Уинстон Черчилль прилетел в Париж и обнаружил, что французы не в состоянии оказать даже самого незначительного сопротивления, а командиры безнадежно запутались в том, кому следует подчиняться. Тогда на борьбу с захватчиками были отправлены британские войска, но 1 июня немцы перехитрили их искусным маневром, и англичане были вынуждены позорно бежать из Дюнкерка через Ла-Манш, реквизировав все частные яхты и пригодные для спасения рыбачьи лодки.

Только после катастрофы при Дюнкерке Борис серьезно задумался об отъезде из Парижа. В какой-то момент он даже впал в панику и написал большими буквами на каждом ящике с упакованной мозаикой: “NICHT ANRUHREN!” [68] Он знал, что немцы подчиняются приказам. Но теперь уже было не так-то легко выбраться из города, полупарализованного ощущением наступающей катастрофы.

Однажды проходя мимо банка, где хранились их деньги, Борис и Маруся с удивлением увидели, как наличность сгружают в машины. Маруся предложила тут же снять все со счета. Борис колебался – может быть, завтра? Но Маруся настояла на своем. На следующий день банк закрылся, и Борис был ей благодарен. Теперь следовало укладывать чемоданы и искать какой-нибудь транспорт, чтобы бежать от немецкой армии, которая стремительно продвигалась к столице.

Два месяца спустя Борис описал их бегство в рассказе, начав его ярким описанием студии, где появляется парижский друг Пьер Руа. Чтение это напоминает роман:

Стук в дверь. Это, конечно, Пьер, мой старый друг. Снова пришел. Вчера он несколько часов рыдал у меня на плече. Что ему нужно теперь? Я только что съел завтрак, принесенный любящими Марусиными руками в мою маленькую спальню с большими окнами, выходящими в джунгли сада. С кровати я вижу цветущие кусты, слышу, как дети гоняются за кошками, la concierge [69] подметает дорожку. На требовательный стук друга, пребывающего в отчаянии, нельзя не ответить. Какая тоска.

Флорина обошлась с Пьером отвратительно: она его бросила. Это трагично уже само по себе, но то, как она это сделала, было невыносимо оскорбительно.

Уязвленный предложением руки и сердца, полученным Флориной от Поля, Пьер сам предложил ей выйти за него замуж. Ему за шестьдесят, ей еще нет двадцати семи. Она была его любовницей с нежного шестнадцатилетнего возраста. Она ответила Пьеру согласием, но Полю пообещала, что выйдет за него. При этом, будучи не в силах противиться его пылкому зову, вернулась к Пьеру. Да, она выйдет за него, за Пьера: “Маленький Поль импотент, je n’ai qu’en fair” [70]. Недолгий страстный уик-энд в студии Пьера на шестом этаже. Пьер на седьмом небе. Потом она уходит от него навсегда. “О Флорина! О Фло! Что ты со мной сделала!”

Мне все равно, что она с ним сделала, но он льет свое глупо-сентиментальное отчаяние в мои уши; он изрыгает ругательства мне на колени. Будь проклята любовная агония Пьера! Всего две недели назад они ходили вместе выбирать обои для своей новой квартиры. Отчаянные попытки раскрыть местопребывание Флорины бесполезны. Детективное агентство уже прислало счет на 500 франков.

Она дала мне свой новый адрес, чтобы я ей сообщил, если Пьер покончит с собой. Я поклялся, что не выдам ее. “Приглядывайте за ним, Борис, он грозился убить себя. Думаете, убьет?”

“Не будьте дурочкой, Флорина. Он выплачется”.

Теперь она боится за Поля. Пьер может раскрыть их любовное гнездышко, может напасть на ее будущего мужа. Если Поль переживет месть Пьера и войну, он станет богатым банкиром, он введет ее в общество. Все падут к ее ногам, никто не устоит против ее белокурого очарования. Она покончила с Пьером и его омерзительной эротоманией, которую терпела десять лет. “Я была девушкой, Борис, я не знала ничего лучшего. А его искусство! Vraiment! [71] Приколотые иголками бабочки в украшенном лентами мавзолее! Je vous jure! [72] Он бы любил меня еще больше, если бы я была набальзамированным чучелом. Таксидермист! Дедушка сюрреализма!”

Любопытно читать о том, как Борис все не мог решиться на отъезд. Они с Марусей бежали в самый последний момент, когда немцы уже вошли в Париж.

Грохот и шум с бульвара разбудили нас еще до рассвета. Мы слушали это зловещее громыхание и в который уже раз думали, что пора уезжать из Парижа. Позже утром атмосфера в студии накалилась. Сквозь щели в стенах проникал вонючий дым.

– Немцы!

– Нет, наверное, это французы, отступая, жгут нефть.

– Неприятель пускает через Сену дымовую завесу!

– Может, это газы!

Ольга и Ленюша хныкали в саду, прося прохожих объяснить этот апокалиптический знак. Желтая пелена висела над городом. Я подумал, что Париж обречен.

У Ленюши была склонность сеять панику:

– Мясные лавки и булочные закрылись.

– Трусливые крысы, – бормочет Леонид.

– Войска охраняют вокзалы. Билетов не продают, никто не может уехать из Парижа по железной дороге, – настаивает Ленюша. – Таксистам предлагают двадцать тысяч франков, чтобы вывезли на тридцать километров за город, но они отказываются. Могу их понять. Мой муж два раза отказался.

– Мой зять везет семью на юг в собственном такси, – хвастается Леонид.

Я заволновался:

– Пойдемте к нему, может, он и нас отсюда вывезет?

– Да, конечно, пойдемте, – снизошел Леонид.

Пришли к Леониду. У него маленькая квартирка, заставленная всяким скарбом, в ней душно и дурно пахнет, поскольку в доме нет ватерклозетов, а Леонид не желает открывать окон. Вместо обоев комната обклеена его пейзажами, некоторые красуются на потолке. Его стойкая немолодая жена безропотно приняла судьбу. Ей пришлось пережить и худшие времена военного коммунизма в России с его массовыми убийствами, пытками, голодом. Им удалось бежать, захватив с собой ее швейную машинку, его коробку с красками, цилиндр, который он в юности надевал по торжественным случаям, и старый барометр. Ей слишком много лет, чтобы бежать куда-то снова. Да и куда? Пусть молодежь борется за жизнь, а она умрет в своей маленькой квартирке, где шила платья для дочек консьержа и бакалейщика. У Леонида идеи более крупные: он полагает, что немцы посланы Провидением, чтобы избавить Россию от большевизма. Союз немцев с Советами – блеф (как прав он оказался!). Он хочет вернуться в Крым, восстановить хозяйство, сидеть в своем саду под фруктовым деревом и рисовать. Хочет закончить тот пейзаж, эскиз которого уже давно сделан. Когда жена отказывается признать в немцах спасителей, он говорит: “Посмотрим, посмотрим”. Она ненавидит их так же, как большевиков.