Дорогой славы и утрат. Казачьи войска в период войн и революций - Владимир Трут Страница 52

Подтверждением отмеченных выше качеств казаков-воинов служит и то, что за все годы войны среди них не оказалось ни одного дезертира. На данное обстоятельство, не имевшее аналогов в мировой военной практике, далеко не случайно указывали многие видные военные авторитеты, такие, как, например, генерал-лейтенант А.И. Деникин [206].

Казаков, бежавших из плена, награждали Георгиевскими медалями со специальной надписью «За смелый побег», вручал медали сам император. Такие медали, согласно принятому в ноябре 1916 года постановлению Военного совета, полагались всем бежавшим из плена нижним чинам (солдатам и унтер-офицерам) при обязательном полном выяснении обстоятельств их пленения [39]. Уже в декабре 1916 года для награждения за побег из неприятельского плена были представлены старший урядник 30-го Донского казачьего полка Николай Заикин, казак 21-го Донского казачьего полка Тимофей Лепнухов, казак 34-го Донского казачьего полка Иосиф Горелов, казак 40-го Донского казачьего полка Тимофей Пучков и младший фельдшер 20-й отдельной Донской сотни Иван Филимонов [207].

Необходимо отметить и еще одно весьма существенное обстоятельство. Авторитетный исследователь в области военной социологии, автор более 100 публикаций, в том числе 30 монографий, переведенных на восемь иностранных языков, инициатор создания, основатель и бессменный руководитель пользовавшихся авторитетом и признанием русской белоэмигрантской общественности функционировавших в Париже (1927–1939) и в Белграде (1931–1944) под эгидой Русского Общевоинского Союза Высших военно-научных курсов, выполнявших за рубежом, по сути, функции русской военной Академии, генерал-лейтенант Н.Н. Головин при анализе качественного состояния армии особое внимание обращал на такой важнейший фактор, как моральная упругость войск [208]. Данный показатель отражал соотношение общего количества убитых, раненых, отравленных газами и т.п. с количеством пленных. Чем выше было количество первых и ниже вторых, тем был выше и показатель моральной упругости войск. Интересны сравнительные данные в этой области, приведенные Н.Н. Головиным по русской армии периода Первой мировой войны. Средний показатель из общего количества потерь по всем частям и родам войск был 69% убитых, раненых и т.д. и 31% пленных [209]. В отборных гвардейских частях он составлял соответственно 91% и 9%, в гренадерских – 78% и 22%, в армейской пехоте – 65% и 35%, в стрелковых частях – 82% и 18%, в регулярной кавалерии – 79% и 21%, в артиллерии – 56% и 44%, в ополчении – 42% и 58%. Но самым высоким во всей русской армии данный показатель был в казачьих частях – 94% и 6% [210].

Общее количество попавших в плен казаков было крайне невелико. Г.Л. Воскобойников правильно заметил, что военнопленных и без вести пропавших [40] среди личного состава казачьей конницы значительно меньше даже по сравнению с личным составом регулярной конницы. И это при том, что казачьи части составляли примерно 70% всей кавалерии русской армии. По его мнению, крайне незначительное количество пленных и пропавших без вести казаков «говорит о высокой дисциплине и моральном духе личного состава казачьей конницы, верности воинскому долгу» [211]. За весь период войны без вести пропавших и находившихся во вражеском плену числилось всего 6453 казака [212]. (По другим данным – 6763 казака [213].) Высокие качества казачьих формирований проявлялись не только в ходе боевых действий, но и в других, зачастую не менее сложных обстоятельствах. При этом от всего их личного состава требовались высокая воинская дисциплина, безусловная исполнительность и завидная выдержка. Одним из таких обстоятельств явилась намеченная командованием в самом конце 1916 года существенная организационная перестройка всей кавалерии русской армии. В рамках ее осуществления предусматривалась серьезная структурная реорганизация и сокращение общей численности регулярной и казачьей конницы на третью часть [214]. Она должна была осуществляться путем перевода кавалерийских и казачьих полков из шестиэскадронного (шестисотенного) состава в четырехсотенный за счет спешивания двух эскадронов (сотен). На принятии такого непростого решения сказались два фактора: переход к принявшей затяжной характер позиционной войне по всей линии фронта, что сильно ограничивало возможности использования кавалерии, а также то обстоятельство, что к этому времени на всех фронтах обнаружились значительные трудности в снабжении продовольствием и фуражом. В январе 1917 года Ставка Верховного Главнокомандующего направляет в войска приказ о начале практических мероприятий по реорганизации всех конных подразделений. Он сразу же вызвал отрицательную реакцию как командования и офицеров кавалерийских и казачьих полков, так и нижних чинов. Особенно негативной, даже болезненной она была среди казаков. Ведь намечавшиеся изменения противоречили вековым традициям казачества, несшего военную службу в конных частях. Вся система подготовки казака к службе в армии начиная с самого раннего возраста была ориентирована на ее несение в казачьих кавалерийских формированиях. Без преувеличения можно сказать, что именно характер конной службы доминировал в традиционных взглядах, представлениях и даже в общем мировоззрении казака-воина. Поэтому приказ о спешивании и переводе в пешие казачьи подразделения, непосредственно затрагивающий каждого третьего казака, явился еще одним испытанием на прочность. На это очевидное обстоятельство в специальной записке на имя начальника штаба Верховного Главнокомандующего обращал внимание и Походный атаман. Он отмечал, что исполнение данного приказа произведет на казаков крайне неблагоприятное впечатление, поскольку они «...любят только службу на коне» [215]. О своем нежелании воевать в пехотных частях открыто заявляли не только рядовые казаки, но и казачьи офицеры. Показательны, однако, практические действия казаков по исполнению полученного приказа. По этому поводу в одном из документов Ставки Верховного Главнокомандующего особо отмечалось, что, хотя пехотная служба является для них «...совершенно чуждой и нежелательной... казаки безропотно идут в пешие батальоны» [216]. Чувство воинского долга, дисциплина и исполнительность казаков-фронтовиков оставались на высоком уровне.

Ввиду постоянно поступавшего в Ставку множества сведений об отрицательной реакции на начавшееся реформирование казачьих полков, в 20-х числах февраля 1917 года Верховный Главнокомандующий сначала приостановил, а спустя несколько дней отменил приказ о сокращении численности казачьей конницы и спешивании значительной части казаков.

Отмеченные качества казаков были очень хорошо известны командованию. И оно пользовалось этим в полной мере, особенно в сложных и критических ситуациях как на фронте, так и в тылу. Особо пристальное внимание на казачьи части обращалось при необходимости выполнения непростых по форме и чрезвычайно тяжелых по внутреннему содержанию морально гнетущих заданий военно-полицейского характера. Небольшие по численности отдельные казачьи подразделения активно использовались командованием при поддержании порядка в ближнем тылу, особенно на железнодорожных станциях, в населенных пунктах, при задержании дезертиров. Казаки пресекали любые противоправные действия солдат в отношении лиц военной администрации и местного населения. Казачьи разъезды, выполняя приказ, постоянно дежурили на всех ведущих в тыл дорогах и задерживали самовольно покинувших воинские части солдат. В большинстве случаев именно на казачьих сотнях и полусотнях практически целиком лежала весьма неблагодарная задача поимки дезертиров в прифронтовой полосе.