Волхв - Вячеслав Перевощиков Страница 53

Старец остановился, чтоб перевести дух, но видно было, что не речь, сказанная на одном дыхании, утомила его, а некая сила, которая притекала в его хрупкое тело, наполняя его невиданной энергией, заставляя светиться его глаза, и с которой ему было все трудней и трудней совладать. Он поднял руки, по которым струились длинные белые одежды, словно желая увеличить свой объем, и посох в его правой руке стал переливаться голубоватым светом. Этот посох, весь украшенный причудливой резьбой и тайными знаками, венчал набалдашник в виде птицы, сжимавшей в когтях большой прозрачный, чуть желтоватый камень. Вот этот-то камень, изменив свой изначальный цвет, испускал теперь бледное голубоватое сияние. Но почти никто не заметил этого сияния в косых полосах красноватого света, которыми освещало заходящее солнце княжеские палаты Тмутараканского замка.

– Велики были эти знания, и многие силы были им подвластны, и, если бы не христово учение, ты бы, князь, имел иную силу своих воинов, ты бы знал язык своих могучих предков и не ждал бы моей помощи, чтобы познать великие тайны сокровенного смысла этих писаний, – продолжил мудрец.

– Так это я нуждаюсь в твоей помощи?! – гневно воскликнул Мстислав, останавливая старца.

Глаза его все еще продолжали насмешничать, и было непонятно, притворен ли его гнев или он зол не на шутку.

– Эта книга – ключ к великой силе, – торопливо продолжал мудрец, пытаясь поскорей закидать словами неудачное выражение, озлившее князя. – Она может привести к священному оружию, данному нашим предкам самим Сварогом! И тот, кто будет владеть этим оружием, тот…

Тут мудрец осекся и беспомощно обернулся на окружавших князя воинов. Вся его поза горького сожаления говорила, что много, слишком много он позволил себе сказать среди скопления такого множества разных людей. Кто смотрел этим людям в души, и нет ли среди них верных слуг самого Чернобога? Превратна судьба, и любое неосторожное слово может дорого стоить тому, кто играет с ней, кто владеет тайной знаний и не умеет беречь их от мира, где рассеяны люди народов Тьмы с их неистребимой жаждой злобной власти и порочного богатства.

Князь мгновенно понял его и всю важность того, что этот незнакомый старец пытался передать ему, русскому князю, так непростительно по-детски игравшему с ним. Он поднял властную руку, и его первые слова чуть не накрыли последние слова мудреца, ибо князь умом был зело быстр.

– Что ж, братья мои, дружина моя верная, довольно с нас на сегодня книжных премудростей. Порадуем себя доброй трапезой.

Мстислав встал, расправив могутные плечи, и легкий кожаный доспех, усеянный серебряными бляшками, скрипнул на нем звуком тугой нерастраченной силы.

– Лешко, – глянул искоса на слугу, – собери в гриднице стол, да не забудь пива и меда поставить.

И, глянув на дружину тем особенным всеобъемлющим взглядом, который, казалось, доставал всех и каждого воина по отдельности, добавил зычным басом:

– Пировать будем, други мои!

– Слава князю! – откликнулись дружные молодые голоса.

– Добре! – буркнули старые гриди.

Промолчали и вовсе бояре, ухмыльнувшись в седые усы, но мысли всех, послушно повинуясь инстинкту, понеслись в другом направлении, подальше от странного старца. И, казалось, Мстислав первый думал уже о другом, повернувшись к мудрецу спиной и давая распоряжения слугам. Но это только казалось. Едва взгляды всех устремились, следуя повелению князя, к выходу, как Мстислав быстрым движением руки чуть тронул своего наивернейшего боярина Искреня. И только тот обернулся, как князь, сверкнув глазами на мудреца, тихо молвил:

– В тайную.

«Тайной» называлась небольшая светелка подле покоев князя, где он вел самые сокровенные разговоры.

Глядя на то, как он, Мстислав, вынужден хитрить и таиться в своих же хоромах, любой другой князь Русской земли только рассмеялся бы. Ибо каждый из них был полновластным властелином в своих землях, и ничья воля не могла лечь поперек воли князя. И так было везде и всегда, но только не в далекой Тмутаракани, оторванной дикой степью от остальной Руси. Слишком далеко была матушка-Русь с ее вековой Правдой и слишком близко стояли города коварных и лукавых греков, алчных и жестоких хазар. Здесь еще ходили по улицам полуголые воины с волнообразными мечами, один взгляд которых заставлял вздрагивать и рыхлых неторопливых византийцев, и вертлявых болтливых арабов, и хазарских степняков с затаенной злобой. Но город давно и неуклонно перерождался, теряя свой свирепый нрав древних русов. Здесь все уверенней ступала нога греческих и хазарских купцов, а следом шла любимая забава лукавого народа – интрига. Она уже не стеснялась своих козней и все шире раскидывала свои сети среди жадной оравы наемного воинства, охранявшего и обиравшего многочисленных разноплеменных купцов. Уже подсылали наемных убийц к наместникам князя, уже травили слуг его наивернейших. И что еще мог измыслить коварный народец, можно было только гадать. Как говорила народная мудрость: не бойся сильного, бойся слабого.

Вот так и жил Мстислав, чуя за спиной темную силу своих невидимых врагов и уповая на волю божью.

А на что еще можно было уповать в этом мире, полном смертельных врагов, где никто не мог с уверенностью посмотреть в день завтрашний, где в одночасье рушилось то, что человек создавал многие годы упорным и тяжким трудом, где все могло стать прахом и уйти в небытие, исчезнуть с лица земли без малейшего следа даже в человеческой памяти. Чей ум не будоражила эта тяжкая дума, кто мучительно не желал знать свое будущее, будущее своих дел и замыслов, и вспомнят ли твое имя спустя многие годы, и как вспомнят.

Мстислав проводил своих верных бояр до резных дубовых дверей, закрывавших вход в княжеские палаты. По обычаю, он должен был первым покинуть палаты в сопровождении бояр, но он намеренно задержал их, словно продолжая начатый со всей дружиной совет. Но сделал он это не для беседы, а для того, чтобы незаметно выпроводить всех и пойти в тайную каморку. Остерегаясь любого лишнего глаза, он не желал показывать всей дружине свой интерес к волхву и для того вел с боярами разговор, который мог задеть их за живое.

– Что скажете, верные други мои, – вопрошал князь знатных воинов, неторопливо шедших рядом с ним позади всей дружины. – Стоит ли нам прислушаться к словам волхва или нет?

– Ежели прислушаемся, то надо золото ромеям вернуть, – молвил один.

– Что злато, когда вои могут сгинуть! – грозно хмуря брови, отвечал другой. – Воев ты ни за какое злато не купишь, а на купленный меч я полагаться не стану.

– Че ж не полагаться-то? – встрял в разговор грузный и седовласый боярин с маленькими глазками на красном опухшем лице. – Вон ромеи сколько наших нанимали, и варягов нанимали, и ничего, воюют наймитами. А нам все мужика надо от сохи оторвать да в бой его кинуть. Неправильно это.

– Наймит хорошо бьется, пока война легкая, – заговорил самый молодой в высокой горностаевой шапке с красным верхом, – а как начнется сеча жестокая, так они все с поля долой. Сколь раз такое видел.