Безымянные тюльпаны. О великих узниках Карлага - Валерий Могильницкий Страница 53

— Гони от себя страх. — И прошептала: — Вот я ничего не боюсь, потому что никогда не расстаюсь с крестиком.

Может, Бог и правда помогает ей во всем?

Валентина Григорьевна научилась креститься, когда страх заливал ее сердце, и ей становилось несравненно лучше, чем прежде. Она стала получать письма от Эдуарда Колмановского. Он рассказывал ей о своей учебе в консерватории имени Чайковского, о том, что пробует сочинять музыку к песням. Однажды она получила посылку от племянника, в которой нашла в коробке чая небольшой серебряный крестик со словами «Храни тебя Бог». Талисман Эдика она будет носить до конца жизни, до самой смерти, как будет хранить дружбу с племянником.

Как надела актриса на себя крестик божий, присланный Эдуардом, — словно ожила ее душа. Она стала больше общаться с такими же обездоленными, как сама, вникать в их мысли и надежды. Ее удивило, что рядом с ней в лагере находились не менее знаменитые люди, чем она. В Долинке, например, отбывали свой срок жена маршала Блюхера Глафира Лукинична Блюхер-Безверхова, переводчица «Профинтерна» Мария Максимовна Гальпер, жена поэта Багрицкого Лида… А драмтеатром руководила Евгения Мезенцева, которая вместе с Фаиной Раневской и Татьяной Окуневской снималась в фильме Михаила Ромма «Пышка» в 1936 году. Они наряду с Эстер Паперной стали ее самыми лучшими, преданными подругами.

В 1946 году Валентину Григорьевну освободили. Писательница Анна Масс вспоминает:

«Какая радость прошла волной по нашему дому, по театру: „Вавочка вернулась!“ Она вернулась поблекшая, постаревшая, о прежней ее легендарной красоте можно было лишь догадываться. В Москве ее не прописывали, да и негде ей тут было жить. Но театр остался верен себе: добился прописки. Ее снова приняли в труппу и сразу дали роль Джесси в пьесе Константина Симонова „Русский вопрос“. На репетициях, слегка лукавя, горячо убеждали, что у нее получается в тысячу раз лучше, чем у Серовой в „Ленкоме“. После премьеры шумно поздравляли, а еще через некоторое время пересказывали друг другу хвалебные отзывы в прессе о ее игре».

Да, Вавочка вернулась поблекшая, постаревшая, но в ее глазах горел огонь молодости и любви к людям. Ибо она не раз и не два обращалась к Богу с просьбой вернуть ее в Москву, к нормальной жизни, не чернить ее душу тоскливыми мыслями и серой тоской по столице и родственникам… Почти каждый день в ее гримерную врывался Эдуард Колмановский с букетиками цветов в руках:

— Ну как мой талисман, не подводит?

— Не подводит! — радостно отвечала тетя-актриса.

В день первой встречи с Эдуардом она не сразу узнала его — так он подрос и возмужал. Он устроился редактором музыкального вещания Всесоюзного радио, стал сочинять песни. Их исполняли Трошин, затем Марк Бернес… Эдик женился на однокласснице Тамаре Майзель и, слава Богу, счастливо! Жена во всем и всегда поддерживала его творчество, заботилась о нем как о ребенке.

В 1958 году Эдуард написал песни, которые сделали его имя горячо любимым народом. Это «Тишина» на стихи В. Орлова и «Я люблю тебя, жизнь» на стихи К. Ваншенкина. Последнюю песню Эдик посвятил горячо любимой тетушке Валентине Григорьевне Вагриной, которая, по его словам, всегда любила жизнь и надеялась, что это взаимно.

К сожалению, еще долго после мучений и страданий в лагере Карлага жизнь не отвечала ей взаимностью. Ее почему-то держали под подозрением и после Победы, освобождения из лагеря. А вскоре, как пишет Юрий Геранимус в книге «В молодые годы» (Москва, 2004 год),

«Ваву из театра под давлением „органов“ уволили».

И далее:

«Хлопотать за нее пошли к тогдашнему шефу госбезопасности Абакумову артисты-вахтанговцы Горюнов и Абрикосов. Выискивая аргументы в пользу восстановления Вавы в театре, они неосторожно сказали Абакумову: „Вагриной разрешили жить в Москве. Значит, она должна где-нибудь работать“. На что Абакумов сказал: „Это легко исправить“ — и тут же отдал распоряжение: Ваву из Москвы выслать».

В это тяжелое для Вагриной время опять ее выручает Эдуард Колмановский. Он знакомит ее с Николаем Ивановичем Осеневым, который занимал в то время высокий пост председателя Московского отделения Союза художников СССР (МОСХ). Он был автором хрестоматийной просоветской картины «Первый декрет Советской власти». На ней был изображен закуривающий цигарку солдат Красной гвардии, который делал это, стоя у афишной тумбы с приклеенным манифестом о мире. Эта картина пользовалась успехом почти у всех зрителей, особенно у коммунистов. Благодаря ей он и занял большую должность в Союзе художников.

Но все знали и вторую слабость любви Осенева — щедрой души человек, он очень привязался к бытовой живописи и к пейзажам России, Европы.

Николай Иванович с первого взгляда прямо-таки влюбился в Валентину Григорьевну. Вскоре они поженились. Когда ее выдворили из Москвы, он нашел Ваве жилье в любимой им Тарусе и жил вместе с возлюбленной там, создавая свои великолепные картины русской природы.

В 1955 году Ваву реабилитировали, и она стала снова жить в Москве, вернулась в театр и проработала там до пенсии. Очень часто она выезжала вместе с Николаем Ивановичем в Париж, где Осенев написал серию пейзажей Франции. А когда они, отдохнувшие и довольные судьбой, возвращались в Москву, на перроне вокзала их непременно встречал Эдик с цветами. Вава кричала, увидев и обнимая его:

— Я люблю тебя, жизнь!

Эдик отвечал:

— И надеюсь, что это взаимно!

Да, в последние годы жизнь повернулась к Ваве своим добрым, светлым лицом. Казалось, это Бог таким образом выплачивал ей компенсацию за тяжелые, черные времена в Карлаге.

Те, кто долго живет в Тихоновке под Карагандой, хорошо помнят высокого сухопарого старика, который любил одиноко бродить по поселку и даже выходить в степь, где собирал букеты ромашек и васильков. К обеду он возвращался в Тихоновский Дом инвалидов, где жил в небольшой комнате, обставленной кроватью, шкафом и даже письменным столом. Он называл ее своей обителью. «Этой комнаты мне достаточно для литературной работы», — объяснял старик соседям-инвалидам, которые подсказывали ему, чтобы он выпросил у начальства еще и кресло-качалку, книжные полки, телевизор и холодильник. Но ходить с протянутой рукой тот отказывался, хотя после разоблачения культа личности Сталина его как-то выделили среди контингента инвалидов, предоставив ему отдельное помещение.

И все это было сделано по указанию члена Политбюро, председателя президиума Верховного Совета СССР Анастаса Ивановича Микояна, который позвонил Кунаеву с просьбой позаботиться о постояльце дома инвалидов. А вскоре калеки были шокированы тем, что старику утвердили персональную пенсию, и спрашивали его: «За что? За что?»

И тут наш герой бойко отвечал:

— За то, что осенью 1917 года после корниловского мятежа я лично арестовал в Бердичеве генерала Деникина, скрутив ему за спину руки. Надо было сразу расстрелять мерзавца, да я пожалел…