Перелом. От Брежнева к Горбачеву - Олег Гриневский Страница 53

Так и мы с Рауни, — грустно заключил Карпов.

— Нет, Виктор Павлович, — язвительный, с блеском в глазах закричал Квицинский. — Рауни скажет тебе — гляди, моя тарелка чистая. Это ты спьяну обе тарелки сожрал, да еще за бесплатно. Вот они — денежки, у меня в кармане лежат!

Посмеялись — над собой посмеялись — и стали готовиться к встрече министров в Женеве.

* * *

Однако на стокгольмском фронте все оставалось без перемен. 29 декабря состоялась Коллегия МИД, которая заслушала отчет делегации. В нем не было ничего нового. Но, говоря о перспективах, я сказал, что Конференция «вступает в фазу более углубленных практических переговоров».

«Разумеется, та острая политическая борьба, которая с первого же дня началась на Конференции по проблемам европейской безопасности, будет продолжаться и в будущем, хотя, очевидно, примет несколько иной вид и формы. Об этом говорит и поступающая информация о том, что США и их союзники прорабатывают возможность выдвижения на следующей сессии документа или документов, содержащих конкретные предложения по отдельным вопросам, которые направили бы дискуссию в русло, отвечающее их интересам.

Делегация к такой борьбе в целом вооружена достаточно. Патроны мы берегли. Цифры, параметры и многие технические детали, предусмотренные директивами, нами еще не назывались. Да и нужды в этом не было, так как натовцы хотя и надеялись повернуть Конференцию в сторону военно— технических мер, сами, как показала дискуссия в группах, к конкретным переговорам еще не готовы. Однако и в нашу позицию можно было бы внести некоторые уточнения, развернуть некоторые внесенные нами предложения как политического, так и военного характера. Это позволило бы социалистическим странам и дальше удерживать инициативу на Конференции».

До сих пор Андрей Андреевич сидел с отсутствующим видом, глядя в сторону поверх картины Щербакова, изображающей среднерусский пейзаж. Позади него в противоположенную сторону — куда— то в окно — так же равнодушно взирал из своего деревянного барельефа Ленин. Однако, услышав про перспективы, Громыко повернулся и кратко бросил:

— Дела в Стокгольме идут плохо — у Вашингтона нет желания договариваться. Он явно не хочет, чтобы эта Конференция стала ступенькой к возвращению разрядки. Да и о каком желании можно говорить, когда США ставят перед собой задачу милитаризации космоса и раскручивают маховик гонки вооружений. Вдумайтесь только в их образ мыслей: о неприменении силы пробормотать нечто невразумительное и вовсю развернуть собственные предложения о военных мерах. Нас такой подход не устраивает. Должен быть полновесный документ о неприменении силы, а договор это будет или какой иной документ — это уже другое дело.

В общем, просвета в Стокгольме нет. А взять и просто отступить от нашей принципиальной линии мы не можем. Лучше не иметь никакого соглашения, чем раскрывать хотя бы часть своей территории или иметь документ, наносящий ущерб безопасности страны.

Однако несколько дней спустя Громыко смилостивился и разрешил выйти в ЦК с запиской, которая позволяла бы делегации «развернуть некоторые внесенные нами предложения как политического, так и военного характера». Но он тут же предупредил:

— Только не спешите, Гриневский, сразу выкладывать все новые предложения на стол переговоров. Есть такая болезнь у наших переговорщиков: чуть что получат — сразу американцам несут, а потом снова в Москву с протянутой рукой едут — дайте еще хоть что—нибудь для развития динамики переговорного процесса. А Вы наоборот действуйте — выдавайте в час по чайной ложке — и ждите. Наберитесь терпения. Пусть они вам на встречу идут. Это и будет настоящей динамикой переговоров.

Я заверил министра, что на предстоящей сессии делегация внесет лишь договор о неприменении силы и в качестве приманки, чтобы показать нашу готовность обсуждать также военные меры доверия, представит еще и документ об ограничении военной деятельности государств, который для стран НАТО неприемлем. Но вот «нейтралам» это может понравиться. Громыко согласился.

Стокгольм был далек от политических бурь, потрясавших Москву и Вашингтон, хотя и до него докатывались их волны. Он жил своей тихой провинциальной жизнью, и для стороннего наблюдателя переговоры в шведской столице, очевидно, представляли курьезную картину.

Каждый день утром 35 делегаций собирались в стеклянном здании Культурхюсета и, сопровождаемые мелодией в стиле раннего Моцарта, как дисциплинированные зрители, рассаживались в партере. Председатель объявлял заседание открытым, и все терпеливо слушали четыре пять выступлений, содержание которых было хорошо известно, так как раз заявленные позиции не менялись много месяцев. Потом те же послы, но в разных комбинациях, отправлялись ланчевать по стокгольмским ресторанам, где обменивались последними слухами.

Во второй половине дня делегации собирались на совещания своих групп — НАТО, ОВД и Н+Н, где рассказывали обо всем услышанном, намечали тактическую линию и, главное, распределяли между собой, кто о чем будет говорить на следующем заседании. После этого расходились по посольствам и писали отчеты в столицы о проделанной работе. А вечером снова встречались на непременном обеде, коктейле или приеме, продолжавшемся до поздней ночи.

Вот взгляд со стороны немецкой журналистки из «Штуттгартер цайтунг» 17 сентября 1984 года:

«Овальный стол в доме бригадного генерала Вернера Шмидбауэра [97] празднично украшен. Столовое серебро холодно поблескивает при свете расставленных повсюду свечей. Салфетки сочетаются по тону со скатертью — все выдержано в цвете зеленых оливков. Вначале конечно же подадут семгу, белое французское вино и креветки, а на десерт — клубничный мусс. Сегодня в этом доме собрались дипломаты. Все они ведут себя очень непринужденно, хотя и не выходят за рамки принятых обычаев. Здесь присутствуют представители Востока и Запада, они общаются между собой, называя зачастую друг друга просто по имени. Это обычный вечер, организованный без какого— либо особого повода, очень похожий на другие вечера, которые проводятся как бы в неофициальных рамках конференции».

Кто эти люди? Что они здесь делают? — спрашивает немецкая журналистка Сибилла Краузе — Бургер из Штутгарта.

«Господин из Люксембурга, например, краснощекий, жизнерадостный мужчина с круглым черепом кельтского типа. Настроен он по— боевому и даже хорохорится. Запад, говорит он, действует слишком мягко, тогда как русские являются более хорошими тактиками и ведут себя необычайно жёстко и беспощадно. Именно такой стиль ему хотелось бы видеть и в действиях своей стороны.

Или посол д— р Клаус Цитрон, глава западногерманской делегации. Человек с обнажённым лицом. Когда он говорит, то большей частью произносит сквозь зубы. Обладает острым интеллектом агрессивного склада. Его агрессивность не сглаживают даже и те условности, которые присущи профессиональным дипломатам, хотя его причисляют к интеллигенции форума.